Ходившая к Слуцку, Минску и Новогрудку рать князя Семена Курбского захватила большой полон и, не встретив противодействия, вернулась в район Стародуба.
Надо отметить, что, несмотря на неудачу под Полоцком, мобильность псковско-новгородского соединения оставалась по-прежнему на высоком уровне. Уже в следующем году к походу были привлечены те же самые силы, следовательно, потери под Полоцком не были катастрофические. И псковский летописец, который отметил факт избиения московских «хупавых» бойцов на Двине, так описал кампанию следующего, 1519 года: «Сьехаша наместники со Пскова князь Иван Шуйской да Ондреи Васильевичь Сабурова, а наехал князь Михаило Кислица да князь Петр Лобан Ряполовскои. А на лето посла князь велики князя Михаила Кислицу с новгородцкою силою и пековою, и псковских 100 пищальников под ним, в Литовскую землю под Молодечно и под иныя городки, и выидоша все богом сохранены на Смоленеск, и оттоле розъехашася по домом, а князь Михаило во Псков»[251].
Как же отреагировали на послание Сигизмунда при ханском дворе? Аппак-мурза прямо писал Василию III, что вестям короля о событиях под Полоцком в Крыму не особото и поверили: «…лживую весть выдрали, московской рати с литовской ратью под Полотском бой был, да у московскойдеи рати убили шестнацать тысяч, да двадеи воеводы в руки попали, да тритцать и два боярина, да ещё лживую грамоту выдрали, будто от киевского воеводы пришла; а ту ложь кто выдирает, и тебе тот ведом»[252].
Разгром русского отряда под Полоцком можно рассматривать как своеобразный реванш за поражение под Опочкой. В то же время по масштабам эти два события трудно сопоставимы.
Итак, парировать и отразить удары мобильными отрядами литовцы смогли только с Полоцка. Во всех других случаях упор в обороне делался на систему крепостей. С городских стен укрывшаяся шляхта могла только безучастно взирать на зарево пожарищ.
Несмотря на победу под Полоцком, Сигизмунду не удалось также успешно отогнать «московитов» с пограничных рубежей.
Наемники, сдерживающие летучие отряды противника у крепостей, угрожали покинуть Литву, если им не будет выплачена задолженность. Именно поэтому король обратился к своим подданным за субсидией, созвав великий сейм в Берестье ко Дню св. Мартина (11 ноября) 1518 г.[253] На сейме, который заседал полтора месяца, панырада постановили собрать «серебщину» на ведение войны. В период работы великого сейма в Берестье (ноябрь 1518 — январь 1519 г.) было принято весьма суровое решение: вновь собрать «поголовщину» не только с центральных и западных областей Великого княжества Литовского, но и с украинных. В ходе крымских набегов и войны с «московитами» порубежные поветы были изрядно опустошены. Каждый пан и урядник должен был дать по 30 грошей с каждого члена семьи, каждый шляхтич — по 2 гроша, простые люди — по грошу[254]. Королевские грамоты о чрезвычайном сборе средств разосланы по всем поветам и воеводствам. Деятельное участие в сборе средств приняли и сами паныра да: князь Константин Острожский внес 100 золотых, столько же отдал епископ Виленский Ян Заберезинский. От 50 до 30 золотых привнесли другие радные паны.
Но собранных средств едва хватило на выплату жалованья наемным ротам, стоявшим гарнизонами в приграничных крепостях. Король вновь и вновь прибегал к займам, закладывая земли и волости. За 1519 г. «заставлено» имений на сумму более 20 000 коп грошей! Приходилось даже королю занимать у гетмана наемников — Януша Сверчовского (под заклад Высокого двора)[255].
Несмотря на ряд мер, предпринятых на укрепление военной организации, переломить ситуацию Литва уже не могла. В какой-то мере этому способствовали события в Галиции.
Еще 5 мая 1519 г. великим князем Василием III был ратифицирован договор с крымским ханом Мухаммед-Гиреем. В соглашении фигурировали стандартные формулировки: «другу другом быти, а недругу недругом быти»[256].
Меньше чем через месяц по согласованию с Василием Ивановичем крымский хан отправил «царевича Богатыря» «в Ляцкую землю»[257]. Расчет московский государь сделал на то, что вторжение татар в Польшу не даст возможности Короне оказать помощь Великому княжеству Литовскому наемниками — составной частью литовской армии.
Памятный знак у городища Опочки
Большая орда татар под предводительством калги («царевича») Богатыря вторглась в Львовскую, Белзскую и Люблинскую области. 2 августа под Сокалом их встретило 3-4-тысячное польское войско, усиленное 2000 Волынского ополчения кн. К. И. Острожского. На берегу Буга произошла Сокальская битва, в ходе которой польские части (как пишут хронисты, молодежь знатных родов польских) под командованием Фридриха Гербурда были разбиты, а уцелевшие войска укрылись в Сокальском замке[258].
Неудачи на дипломатическом поприще вынудило Великое княжество Литовское вести войну на два фронта. Пока прусский магистр активно готовился к наступательным действиям, русские войска сразу с нескольких направлений вошли в пределы ВКЛ.
Впервые в истории русско-литовского противостояния московская конница вышла на виленский тракт, чем произвела значительный переполох среди жителей столицы. По соглашению с татарами, — пишет Сигизмунд в своих посланиях, — «моски, которые насчитывали пятьдесят тысяч, вторглись в Литву и достигли окрестностей Вильны»[259].
Если обратиться к отечественным источникам, то можно не только выявить цели и задачи таких «воинских прогулок» (выражение Н. М. Карамзина), но и состав соединений.
