Ознакомительная версия. Доступно 54 страниц из 270
Такие ренессансы, обращающиеся вспять из христианства в язычество – в поисках оснований на «расовое превосходство» и «свободу», понятую как самоутверждение, – являются, по существу, вариантами фашизма. Происходят, однако, эти возвраты в языческое прошлое согласно тому же методу, какой демонстрирует классический Ренессанс. И, значит, фашизм есть одна из ипостасей ренессанса.
В этом смысле авангарды являются агентами обращений вспять, то есть «арьергардами», атомами хтонического сознания, внедренными в христианскую цивилизацию.
4
Возможен также взгляд, который разделяет два типа ренессанса – по видимости, два антагонистических типа. Оба эти ренессанса происходят в одном сценарии, оба ренессанса действуют схожим образом – обращаются вспять к языческой культуре. Но один из ренессансов инициирован потребностью самосознания христианского общества, другой – социальной проблемой. Возврат в культурное прошлое происходит на разных основаниях – и так возникают две ипостаси ренессанса.
Первый из них – это Ренессанс евангельский, осуществленный по типу Ренессанса Нового Завета, ради осознания и укрепления веры. Это Ренессанс, синтезирующий идею античной республики, европейской городской коммуны и христианской этики, использованной на законодательном уровне. Такой Ренессанс – усилиями Микеланджело, Фичино, Брейгеля, Пикассо – помогает сохранять христианскую мораль, несмотря на ущербность социальной истории. Такой Ренессанс использует даже языческую культуру (все эти авторы используют сугубо языческую пластику) для укрепления христианской этики или находит основания для тождества некоторых аспектов античной этики (которая полиморфна) с христианскими заповедями.
Другой ренессанс – это ренессанс языческий, осуществленный ради торжества имперского сознания, ради власти и силы, и защищает этот ренессанс законодательство иного типа, отнюдь не республиканское. Эстетика такого ренессанса отлична от эстетики ренессанса первого типа. Этот ренессанс призван оздоровить, точнее, омолодить новой силой, гальванизировать социальную природу общества. Это, по существу своему, – идеология, склонная к монументальной декорации. Этот ренессанс возникает во время кризиса общества и восстанавливает социальный энтузиазм, исключая рефлексию. Джулиано Романо, Караваджо, Рубенс, Брекер, Малевич – мастера напористого имперского декоративного пафоса. Данный ренессанс также оперирует терминологией «освобождения», но имеется в виду самостийность империи и свобода стихийных страстей.
Часто (если не всегда) оба ренессанса присутствуют в истории культуры одновременно.
Сопутствующее явление под названием «авангард» рано или поздно растворяется в ренессансе второго типа, в ренессансе социальном. Авангард бывает только языческим и только имперским.
Противостояния «тоталитаризм – авангард» никогда не существовало, сам авангард и был тоталитарным искусством: колоссы выросли из квадратиков естественным путем, они наследники квадратиков, как титаны – наследники хаоса.
Куросы и гиганты Третьего рейха и сталинской России – не антитеза квадратикам, но прямое продолжение квадратиков. Сущностной разницы между титаном и хаосом – нет. История прежних веков перечеркивалась супрематистами с такой же яростью, что и нацистами, сведение гуманизма «к нулю» (любимое положение Малевича) родственно декларациям Гитлера; отношение к христианству как к обузе – общее; и квадратики и безликие титаны в равной степени ненавидят образную пластику; а разница между знаком и антропоморфным титаном – объясняется просто: язычество не однородно.
Язычество проявляет себя по-разному, культ Озириса не похож на культ Аполлона, супрематизм и дада не похожи на скульптурные работы Брекера, но и то, и другое – есть языческое искусство, заменившее христианское.
Оппозиция строилась иначе: не «тоталитарное-авангардное», но образ – знак, христианство – язычество. В частности, с фашистской природой явления «авангард» связана социальная эволюция термина: прежде словом «авангард» именовали группу новаторов, сегодня это слово обозначает прогрессивные мысли большинства.
Языческий, имперский Ренессанс пожелал освободиться от своего морального христианского соседа – попутно отбросив антропоморфную форму, утверждая имперскую сигнальную систему.
Оба ренессанса – республиканский, христианский и имперский, языческий – вызваны к жизни критическим состоянием общества. Первый – вызван кризисом духовным, кризисом самоидентификации веры; второй – кризисом социальным, центробежными силами истории. Часто происходит так, что оба процесса ренессансов проходят параллельно. Джулио Романо работает в том же городе, что Мантенья, Караваджо живет одновременно с Эль Греко и находится подле Бруно; Малевич существует рядом с Шагалом, а эстетика Брекера, хоть и отличается от эстетики Пикассо, и один художник служит фашизму, а другой христианской демократии, – но живут художники в одно и то же время и оба любят Древнюю Грецию.
Эрнст Нольте в книге «Европейская гражданская война» описывает два типа революционного сознания – коммунистическое и фашистское, возникающие и развивающиеся параллельно, комплементарно. Так называемая консервативная революция, ответ на социалистическую революцию, осознанно обращается к язычеству, к праэлементам бытия. Неофашисты, пользующиеся термином «консервативная революция», наследуют тому же эстетическому идеалу, что питал Малевича или Брекера.
История возвращений в культурное прошлое включает оба ренессанса – и революционный (революцией можно именовать Новый Завет), и «консервативно-революционный», свойственный Гитлеру или Малевичу.
Объединяя единым термином «Ренессанс» Чезаре Борджиа и Пальмиери, Пизанелло и Козимо Тура; объединяя единым термином «авангард» и Шагала, и Малевича, Пикассо и Матисса, мы крайне затрудняем понимание морфологии явления ренессанса. Требовать дифференцировать явления скрупулезно – невозможно: культура слишком сложное и многосоставное вещество. Но учитывать присутствие двух противоположных характеров в одном повороте вспять, в одном историческом явлении, кажущемся монолитном, – необходимо.
5
И, наконец, возможен взгляд на Ренессанс, именно допускающий две ипостаси в одном ренессансе, признающий наличие противоположных свойств внутри одного явления.
Невозможно смириться с тем, что герой Геракл одновременно и благородный спаситель слабых, и безумный детоубийца; однако это так. Невозможно смириться с тем, что свободолюбивый коммунист Андре Бретон – инициатор циничного сюрреализма, совпадающего с фашизмом в этике; однако это так. Невозможно принять то, что гуманный Лоренцо Медичи – правитель авторитарной синьории, которая зальет Флоренцию кровью, в том числе и благодаря его самовластной воле; но это именно так. И невозможно видеть в Маяковском, в Леонардо, в ван Эйке сочетание несочетаемого – авторитарности и гуманизма; тем не менее это сочетание характеризует их личность. Как можно одновременно служить крепостной империи и республиканским свободам – непонятно, однако Пушкин всем творчеством показывает, что он только так и умеет.
Утопия Мора, Город Солнца Кампанеллы, Республика Платона, Сикстинская капелла Микеланджело и прежде всего, как вопиющий пример, «Комедия» Данте – эти проекты справедливой мировой семьи сочетают в себе стремление защитить человека и подавить человека, отстоять личное пространство чувств и сделать так, чтобы всякое личное чувство было общественно значимым и поддавалось контролю.
Ознакомительная версия. Доступно 54 страниц из 270
