– Давай помогу, – робко предлагаю я, смущаясь, что явилась только сейчас.
Обычно я помогаю ей порезать овощи, но, похоже, она уже и сама с этим справилась.
– Не надо, все готово, – кидает она через плечо на меня взгляд, не сбавляя темпа работы.
Мама, как всегда, немного нервничает, тяжело вздыхает и трет висок, заглядывая в кастрюлю.
– Накрой, пожалуйста, на стол.
Иду к серванту и ищу подложки под столовые приборы, убранные туда месяц назад, в день, когда мы в прошлый раз собирались всей семьей. Сколько себя помню, мы следовали традиции встречаться раз в месяц в одно из воскресений. Мама всегда, не жалея сил, готовила целую прорву еды, внося приятное разнообразие в обычный рацион, состоящий из бургеров и еды на вынос.
Итак, я накрываю стол на восьмерых, а мама, стоя ко мне спиной, продолжает готовку. Когда я выкладываю ножи, она спрашивает, прочистив горло:
– Как прошел вечер с Джейденом?
Отвечаю не сразу и не поворачиваюсь к ней. Честно говоря, вчера все сложилось гораздо лучше, чем я ожидала.
– Хорошо, – буднично отвечаю.
Не хочу углубляться в подробности, а она, к счастью, больше ни о чем не спрашивает, так что я молча заканчиваю накрывать стол.
Полюбовавшись результатом своего труда, подхожу к шкафчику на стене возле мамы, чтобы достать восемь стаканов. Вытаскивая их по очереди на кухонную стойку перед собой, обращаю внимание на бокалы для вина и шампанского, стоящие на верхней полке. Хмуро гляжу на маму, но та увлеченно смотрит в духовку и не замечает моего взгляда.
– Можно кое о чем попросить?
– О чем? – интересуется мама, не поднимая глаз.
Склонив голову набок, она рассматривает сладкий картофель на противне, чтобы тот не подгорел, как в прошлый раз. Однако фокус ее внимания слегка пошатнулся.
– Не пей сегодня, пожалуйста, – говорю я, хотя, наверное, опоздала с просьбой.
Едва заслышав мои слова, она со вздохом захлопывает дверцу духовки, выпрямляется и поворачивается ко мне с напряженным от неодобрения видом.
– Кензи, бокал вина за ужином не возбраняется, – чеканит она сухо и непреклонно. – А папе вполне можно выпить пива.
– Но одним бокалом дело никогда не ограничивается, так ведь?
Мама смотрит на меня, широко раскрыв глаза, будто я произнесла что-то оскорбительное, хотя, строго говоря, я говорю как есть. Прошу для маминого блага. Уже тошнит от этих тайных ночных марш-бросков на кухню за очередным бокалом, от моих вылазок за выпивкой и от ее искренней веры, что нет ничего страшного в том объеме алкоголя, который она себе позволяет. А в присутствии гостей – еще хуже. Прекрасно помню их сочувствующие взгляды, когда она наполняет фужер до краев.
– Мне сейчас некогда спорить, – говорит она, жестом прогоняет меня прочь и, повернувшись к духовке, снова заглядывает внутрь. – Это надо, чтобы расслабиться.
Огорченная ее безразличием, хватаю разом все восемь стаканов, осторожно несу их на стол и, не удержавшись от комментария, еле слышно бормочу:
– По-моему, с расслаблением выходит какой-то перебор.
Мама, конечно же, слышит.
– Что ты сказала?
– Ничего.
Сдавшись, расставляю стаканы по местам и ухожу с кухни. Ужасно люблю маму, однако как все-таки сложно пробить ее оборону… Одно время папа пытался, но давно уже отчаялся и бросил. А вот мне никак не удается игнорировать ситуацию.
Подходя к входной двери, улыбаюсь рамочке с именем «Грейс» в коридоре. С улицы доносится ворчание газонокосилки, я открываю дверь и босиком выхожу на крыльцо. Папа стрижет газон старой ржавой косилкой и вытирает пот со лба. Сегодня тепло, и мне приходится подождать несколько минут, прежде чем он заканчивает работу, выключает аппарат и, наконец, замечает меня.
– Ты проснулась! – восклицает он.
Скромно пожав плечами, улыбаюсь и шучу:
– Последние приготовления перед бабушкиным приходом?
– Угадала! – смеется папа и тащит косилку на задний двор.
Почти скрывшись за домом, добавляет:
– А то увидит заросший газон и опять нас неряхами назовет!
Уже собираюсь вернуться в дом, как вдруг слышу шум въезжающего в переулок автомобиля. Выйдя подальше на крыльцо, вижу старенький «Шевроле Корвет» дяди Мэтта. Автомобиль адски шумит, и хотя ему лет тридцать, дядя обожает это ведро с гвоздями. Он подруливает и паркуется за маминым «Приусом», открывает дверь, выходит наружу и машет мне рукой.
– Привет, дядя Мэтт, – говорю я, когда он, заперев машину, подходит ко мне по свежепостриженной лужайке.
Мы редко видим его в джинсах и фланелевой рубашке. Гораздо привычнее, когда он в своей служебной форме. Без револьвера и наручников на ремне дядя Мэтт выглядит не так угрожающе.
– Здорово! Решил приехать пораньше, чтобы застать конец футбольного матча с «Пэнтерс», – сообщает он.
Дядя Мэтт – младший брат отца, но, в отличие от него, еще не начал лысеть. Проведя рукой по волосам, он нарочито громко вдыхает.
– М-м-м… Пахнет вкусно.
Следом за ним иду в дом, закрываю дверь, и мы двигаемся на кухню. В ту же секунду с черного входа заходит папа, и следующие несколько минут старшее поколение болтает, не обращая на меня никакого внимания. Маюсь от скуки, стоя у двери, пока папа, извинившись, не уходит в ванную, чтобы принять душ до приезда остальных гостей, а мама не возвращается к сервировке стола.
– Ну, что, Кензи, пошли смотреть игру, – предлагает Мэтт, приобнимает меня, и мы идем в гостиную.
Я поудобнее усаживаюсь на диване, вытягивая ноги, а он встает прямо перед включенным телевизором. Идет вторая половина матча, «Пэнтерс» по очкам опережает «Форти-Найнерс», и Мэтт победоносно трясет кулаком с возгласом:
– Да черт возьми!
Не сводя глаз с экрана, он садится на диван рядом со мной. Мне нравится мой дядя: он не намного старше меня, всего на девять лет, и с ним легко и весело. Мы отлично ладим, и хотя мне нет никакого дела до матча «Пэнтерс», я совершенно не против расслабиться перед теликом в его компании и послушать, как он комментирует игру. Минут через пять я погружаюсь в свои мысли и думаю о Джейдене.
Вчера вечером мы прекрасно провели время, и теперь меня мучают мысли, как много мы упустили за прошедший год! Будь я отважнее и сильнее духом, ни за что не стала бы отдаляться так надолго. Но, увы. Сейчас с отчетливой ясностью понимаю, что мне с ним хорошо и я действительно хочу быть рядом. Из этого вряд ли что-то выйдет, кроме дружбы, только терять-то нечего, и потому малейший шанс не дает мне покоя.
Дождавшись начала рекламной паузы, обращаюсь к Мэтту:
– Можно кое-что спросить?
– Конечно, – отвечает он, бросив на меня обеспокоенный взгляд, и снова устремляет его в телевизор. – В чем дело?
