– Будь серьезный, – снова укорил Джо.
– Извини, извини. Слушай, ну их, этих зверей. Все будут думать про зверей. Зуб даю, через два месяца, когда наш чувак появится в киосках, тут уже народится целый зоопарк других чуваков. Птицы. Жуки. Подводники. И вот спорим, минимум пятеро будут ужас какие сильные, неуязвимые и летучие.
– Если он как скорость света, – предложил Джо.
– Да, скорость – это полезно.
– Или если он умеет поджигать. Если он умеет… о, слушай! Если он умеет… ну, это. Огнем стрелять, глазами!
– У него глазные яблоки расплавятся.
– Тогда руками. Или, да, он сам превращается в огонь!
– И это тоже делает «Таймли». У них есть огненный чувак и водяной.
– Он превращается в лед. И вокруг себя делает лед.
– Толченый или кубиками?
– Нехорошо?
Сэмми покачал головой.
– Лед, – сказал он. – Про лед особо ничего не напридумываешь.
– Он превращается в электричество? – не отступал Джо. – Он превращается в кислоту?
– Он превращается в подливу. Он превращается в великанскую шляпу. Так, стой. Стой. Остановись, всё.
Они остановились посреди тротуара между Шестой и Седьмой авеню, и Сэма Клея посетило дивное виденье – впоследствии он считал, что в этот миг бесспорно прикоснулся к прозрачному баксо-зеленому подолу Ангела Нью-Йорка, что при жизни к нему снизойдет.
– Вопрос не в этом, – произнес Сэмми. – Не в том, кот он, или паук, или, блин, росомаха, большой он или микроскопический, стреляет огнем, или льдом, или лучами смерти, или «Ват – шестьдесят девять», превращается в огонь, воду, камень или каучук. Он может быть марсианином, или призраком, или богом, демоном, волшебником, или монстром. Понимаешь? Это все не важно, потому что, видишь ли, вот прямо сейчас, в эту самую минуту, поезд разгоняется, я тебе говорю. Каждый нью-йоркский дохляк, вроде меня, который верит, что на альфе Центавра есть жизнь, которого лупили до соплей в школе, который чует деньги, вот прямо сейчас запрыгивает на этот поезд, ходит по городу с карандашом в кармане рубахи и твердит: «Он как сокол, нет, он как торнадо, нет, он как скотч, черт его дери, терьер». Понял?
– Понял.
– И что бы мы ни выдумали, как бы мы его ни нарядили, где-то уже есть, или завтра появится, или за полторы недели будет списан с нашего другой персонаж с такой же фишкой, в сапогах такого же фасона и такой же закорючкой на груди.
Джо терпеливо дожидался сути этой рацеи, но Сэмми, кажется, потерял нить. Джо проследил за его взглядом, но увидел только пару британских, наверное, моряков дальше по тротуару – они прикуривали от одной спички, прикрывая ее ладонями.
– Следовательно… – сказал Сэмми. – Следовательно…
– Следовательно, вопрос не в этом, – подсказал Джо.
– Я о том и говорю.
– Продолжай.
Они зашагали дальше.
– Вопрос не в том как. Вопрос не в том что, – сказал Сэмми.
– Вопрос в том почему.
– Вопрос в том почему.
– Почему, – повторил Джо.
– Почему он это делает?
– Что делает?
– Переодевается в мартышку, или в кубик льда, или в банку, едрен батон, кукурузы.
– Чтобы сражать преступность, нет?
– Ну да – сражаться с преступностью. Бороться со злом. Но они все только тем и заняты. На большее не способны. Они же… как бы это… так поступать правильно, и они поступают так. Что тут интересного?
– Я понял.
– Только Бэтмен, понимаешь… вот, точно, хороший пример. Потому Бэтмен и удачный, и совсем не скучный, хотя он просто мужик, который переодевается в летучую мышь и кого-то лупцует.
– Какая причина Бэтмена? Какое почему?
– У него убили родителей. Хладнокровно. Прямо у него на глазах, когда он мелкий был. Напал грабитель.
– Он мстит.
– И это интересно, – сказал Сэмми. – Понимаешь?
– И он сошел с ума.
– Ну…
– И поэтому надевает одежду летучей мыши.
– Там прямо так не говорится, – сказал Сэмми. – Но пожалуй, между строк читается.
– И нам надо понять, в чем почему.
– «В чем почему», – согласился Сэмми.
– Крейсер.
Джо вскинул взгляд – перед ними стоял какой-то юнец. Весь приплюснутый и пухлый, а лицо, не считая больших очков в черной оправе, забинтовано и почти невидимо под сложной конструкцией из шарфа, шапки и наушников.
– Джулиус, – сказал Сэмми. – Это Джо. Джо, это мой друг и сосед Джули Гловски.
Джо протянул руку. Джули к ней пригляделся, затем и сам протянул ладошку. Наряжен он был в черное шерстяное пальто, кожаную меховую ушанку с гигантскими наушниками и зеленые вельветовые брюки, которые были ему коротки.
– Я говорил про его брата, – пояснил Сэмми кузену. – Зашибает деньгу на комиксах. Ты что тут делаешь?
Где-то в недрах своих оберток Джули Гловски пожал плечами:
– Мне к брату надо.
– Как это замечательно – нам тоже.
– Да? А вам зачем? – Джули Гловски передернуло. – Только говори быстрее, пока у меня яйца не отвалились.
– От холода или… ну, атрофировались?
– Забавно.
– Я вообще забавный.
– К сожалению, не в юмористическом смысле.
– Забавно, – сказал Сэмми.
– Я вообще забавный. Ну и что ты задумал?
– Не хочешь на меня поработать?
– На тебя? Делать что? Шнурками торговать? У нас дома до сих пор коробка валяется. Мама ими кур перетягивает.
– Не шнурками. Мой босс – ну, знаешь, Шелдон Анапол?
– Откуда мне его знать?
– Тем не менее он мой босс. И он мутит бизнес со своим свояком Джеком Ашкенази, которого ты тоже не знаешь, но он издает «Пикантную науку», «Пикантную войну» и всякое такое. Они собираются выпускать комиксы и ищут таланты.
– Чего? – Джули высунул черепашье личико из теней шерстяного панциря. – И ты считаешь, они наймут меня?
– Наймут, если я им скажу, – ответил Сэмми. – Поскольку я главный художник.
Джо покосился на Сэмми и задрал бровь. Сэмми пожал плечами.
– Мы с Джо как раз сочиняем первый выпуск. Герои приключения. Все в костюмах, – продолжал он, уже импровизируя. – Ну, знаешь, как Супермен. Бэтмен. Синий Жук. В таком духе.
– Типа в трико.
– Точно. Трико. Маски. Вот такенные мускулы. Назовем «Маски-комиксы», – продолжал Сэмми. – Основной материал мы с Джо сделаем, но нужны дополнительные. Сляпаешь чего-нибудь?
