— Бью челом великому государю. Да свершится воля Божия и царская...
Присутствующие поспешили приблизиться к ней, чтобы поздравить с великой честью, с царской милостью.
После этого князь Прозоровский дал знак, и придворные боярыни, среди которых были и те, что ранее косились на Наталью, теперь вместе с дворцовыми слугами появились со свёртками, узлами и разными коробками.
Князь Прозоровский продолжал:
— Изволишь, царевна, в сей час и в уборы царские убратися, наряд царский возложити на себя. И, не медля ни часу, изволишь с ближними своими отбыть в царский терем к суженому твоему, к его царскому величеству, для чину брачного...
В уме испуганной Натальи мелькнула мысль: уж не во дворец ли её повезут обряжаться? Почему «не медля ни часу»? Но страх её тут же пропал, как только мать заговорила привычной скороговоркой:
— В сей час нарядим нашу доченьку, государыню. Царь своей милостью дозволяет нам обрядить доченьку на дому. Так-то спокойнее. Чай, помнят люди, не забыли, какую беду навели на Евфимию, дочь Рафову...
Когда раскрыли большой короб да извлекли из него узелки и ларцы с драгоценностями, Наталья успокоилась на мысли, что опасность, кажется, миновала её. А всё ж на душе тревожно: не сомлеть бы под тяжестью царского венца и сверкающей золотом и дорогими каменьями одежды.
Но вот и позади все хлопоты с обряжением. Верховная боярыня строго и придирчиво оглядывает невесту, ладно ли сидит на ней царский наряд, и, не найдя изъянов, благословляет её добрыми напутствиями, как некогда благословляла покойную царицу Марию Ильиничну во время её торжественных выходов.
И родные тут же наготове. Отец и брат, поддерживая, вывели невесту царскую в покои, где её дожидались послы. Здесь, согласно обычаю, отец и мать благословляли её старинным семейным образом Владычицы Одигитрии в золотой ризе, и вся процессия двинулась к выходу. У крыльца их ожидал царский поезд из нескольких карет. Наталью усадили в царскую каптану[12], рядом сели женщины. Остальные разместились в колымагах. Переулок и улицы на пути следования были пустынными. Рейтары разогнали людей из опасения беспорядков либо какого урона невесте царской.
Наталью привезли в Золотую палату, именуемую царицыной с того времени, когда она была предназначена Годуновым для его сестры царицы Ирины. Вид палаты был хорошо знаком Наталье. Последнее время она не раз бывала здесь, внутренне примеривая к себе её убранство. Но сейчас она осматривала её словно впервые. Сводчатый потолок палаты покрыт позолотой, по которой расписаны невиданные цветы и травы. Посередине со свода глядит лев, из пасти которого кольцами спускается змея искусной чеканки. На какое-то время взгляд Натальи задержался на красочных изображениях деяний святых жён: царицы Елены, святой княгини Ольги... О них ей часто рассказывал Сергеич. Сейчас она была ему особенно благодарна за эту заботу о необходимых для неё познаниях. Верил родной человек, что она станет царицей. И вот сбылось всё, как он хотел.
Но какое торжество вспыхнуло в её глазах, когда взор остановился на троне! Отныне это её место. Над самым троном — Богоматерь с младенцем. Царица Небесная будет осенять её, Наталью, царицу земную. Наталья задержала на ней взгляд с нежностью и мольбой. В эту минуту ей казалось, что лики святых угодников, как бы обрамлявших Богоматерь, служили и ей, Наталье, властительнице земной.
Ступая по мягкому персидскому ковру, она приблизилась к своему царскому месту. Трон, о котором несколько месяцев назад она и мечтать не могла... А теперь ей почтительно помогли сесть на это царицыно место, и боярыни, гордые своей миссией, разместились возле неё.
Наталье немного душно. Воздух напоен запахом горящих свечей. Сарафан унизан драгоценными каменьями. Прежде ей не случалось видеть столько изумрудов, рубинов, сапфиров. Она ещё не знает цены крупным блестящим камушкам, заменяющим пуговицы, лишь слышала, что им может позавидовать любая королева. Они идут двумя рядами от горла до самого пола. Подол сарафана тоже заткан каменьями и жемчугами. Мантию ей заменяет летник. По гладкой материи богатая кайма тоже из алмазов и сапфиров, но каменья на летнике нашиты гуще. Царская цепь на груди — тоже изумруды и бриллианты. Самоцветы и на оплечьях. От Матвеева она слышала, что целое царство можно купить за эти сверкающие каменья...
За дверьми послышался говор, и, когда они отворились, вошла боярыня Лопухина. Подойдя к Наталье, она низко поклонилась ей и доложила:
— Великие государыни-царевны, наречённые дочери твоего царского величества жаловать изволят, видеть твою милость хотят, челом бить. Також и царевны-тётки, царевны-государыни, великие княгини Анна, Татьяна, Ирина.
Все места в палате заняты, и лишь против трона Натальи одно пустует. Оно предназначено для главной свахи Натальи — боярыни Морозовой. Не спешит она занять своё место, и Наталью это почему-то задевает. Не надумала ли боярыня нанести какую-нибудь поруху чести новобрачной? Ну да сама и пожалеет об этом. Или надеется, что ей, вдове боярина Глеба Морозова, бывшего правителя и воспитателя Алексея, всё сойдёт?
Наталья отгоняет от себя досаду, видя, как ласково улыбается ей грузинская царевна Елена Леонтьевна, как ловко руководит она порядком приёма гостей за отсутствующую Морозову.
— Ты сиди, государыня, я за тебя ответ держать буду... — И тут же объявляет: — Великая государыня, царевна Наталья Кирилловна жалует милостью дочерей своих наречённых, жалует видеть их и поклоны их принять...
И тотчас же вошли шесть царевен. Но Наталья видела только одну — Софью. Она в телогрее, тяжёлом парчовом сарафане. Наталья прочитала в её лице, так напоминавшем покойную царицу, смущение и неприязнь. Уже не девочка, хотя ещё и не девица. Но каков характер: брови нахмурены, губы твёрдо сжаты...
Софья, кажется, почувствовала, что царица-мачеха в эту минуту думала о ней, и мысли её о ней, Софье, были недобрыми. И как им, царевнам, жить при такой мачехе?.. Ну да ладно. Авось Бог милует. Возможно, она и не такая уж злая... Но и не добрая, ежели ни разу не взглянула приветливо, когда Софья рассказывала ей о прежнем своём житье. Софья заметила, что глаза у Натальи немного косят. Может быть, эта косина и придавала им недоброе выражение. И ещё, наверно, злой Матвеев здесь виной. Всем ведомо, что воспитанница советника Наталья во всём слушается его.
Но тут мысли Софьи перебились появлением тёток, сестёр батюшки. Софью поразило, как переменилась мачеха. На них, своих падчериц, поглядывала строго, а к сёстрам батюшки потянулась целоваться, обласкала всех трёх.
Вошёл стольник, и раздался его звучный голос:
— Его царское величество государь жаловать изволит.
Наталья, опираясь на боярынь, сошла с трона и земным поклоном встретила своего царственного суженого. Ей показалось, что богатый жениховский наряд старил его и делал более тучным. Ярко-жёлтая ферязь[13], подбитая соболями, была ему не к лицу. Шапка из алого бархата, опушённая бобрами и усыпанная крупными изумрудами, рубинами и топазами, придавала ему бледность. И атласный белый зипун был не по нём. Взгляд её задерживался на мелочах: на застёжках чеканного золота, на остроконечных башмаках из жёлтого сафьяна. И ещё чудно сверкали каменья на драгоценном посохе из кости.
