Книга Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн - Сергей Охлябинин

«Нет сомнения, — замечает Гельбиг, — что было и больше людей, деятельно защищавших Петра III, но так как попытка их не имела в общем ни малейшего значения, то фамилии их остались неизвестны».

Мы можем, однако, еще указать на одно частное лицо, которое, находясь в столице, заявило свою преданность императору, — это был директор фабрики гобеленов, статский советник Брессан, занимавший некогда должность камердинера при Петре III. При первой вести о волнениях в столице он призвал к себе верного своего слугу и вручил ему записку к императору. Записка была на французском языке приблизительно следующего содержания:

«Императрица во главе возмутившейся гвардии. Теперь 9 часов, она входит в Казанский собор: народ, по-видимому, следует за этим движением, а верноподданные вашего величества не показываются».

Посланному с этой запиской Брессан строго приказал как можно скорее доставить ее в Ораниенбаум и отдать лично императору. Рассказывают, что посланный переоделся крестьянином, сел в простую телегу, запряженную в одну лошадь, и только благодаря такому маскараду мог свободно выехать за город, так как в то время расставляли уже гвардейские караулы по улицам и мостам, ведшим к Петергофской дороге. Дорога так тщательно охранялась, что, по словам английского посланника Кейта, никто по ней не проехал, кроме двух лиц: Льва Александровича Нарышкина и Романа Ларионовича Воронцова.

Вскоре по этой петергофской дороге показался кирасирский полк. Он состоял из 3-х тысяч отборных солдат. Офицер, командовавший кирасирами, не знал, чьей стороны держаться. Он получил приказание от императрицы вступить в Петербург и шел с полком, ничего не зная о случившемся. «Я сам видел, — пишет Позье, — как он чуть не подрался с караулом конногвардейцев, не хотевших пропустить его чрез мост у дворца, пока он не крикнет: «Да здравствует императрица Екатерина!»

— Как это, разве император умер?

«…B центре города все кончилось тем, что были разбиты некоторые кабаки. Перепившиеся бурлили, шумели, грозились перебить всех иностранцев, но вскоре и тут порядок был водворен.