13 октября 1918 г. в послании Совету Народных Комиссаров патриарх Тихон писал: «Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство… Вы обещали свободу… Великое благо — свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы не дали; во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств, грабежей заключается дарованная вами свобода… Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения и обличения заглушен; печать, кроме узко-большевистской, задушена совершенно… Дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая, и от меча погибнете сами вы, взявшие меч» (29).
В 1921 г. Россию охватил голод. Церковь не могла остаться равнодушной к смерти миллионов людей, и 21.08.1921 г. патриарх Тихон образовал Всероссийский Комитет помощи голодающим, который был закрыт по распоряжению властей ровно через неделю. Патриарх пишет письмо Ленину и предлагает передать часть церковных ценностей для закупки хлеба. Ленин зачитал послание патриарха на Политбюро и заявил, что, воспользовавшись случаем, надо обвинить церковь в нежелании помочь голодающим. 23 февраля 1922 г. был опубликован «Декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей», а 19 марта Ленин направил секретное письмо членам Политбюро, руководству ОГПУ, Наркомата юстиции и ревтрибунала: «Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе… Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны!) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо во всяком случае будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету. Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимо… Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут… Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его. Самую кампанию проведения этого плана я представляю себе следующим образом: официально выступить с каким-то ни было мероприятием должен только тов. Калинин — никогда и ни в коем случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий. Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменена. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно потому, что она секретная, противник, конечно, скоро узнает)… Самого патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были, как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского и Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно. На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, Народного комиссара юстиции и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет, ни о каком сопротивлении они не смели и думать. Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии тов. Троцкого и тов. Калинина без всякой публикации об этой комиссии и с тем, чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах…» (30).
Отряды ОГПУ — преемника ВЧК ринулись в храмы и монастыри. Вся кампания по изъятию ценностей вылилась в чистейшее мародерство, которое нанесло огромный моральный и материальный ущерб России. Потрясенный происходящим 28 февраля Тихон обратился с воззванием ко всем «верующим чадам Российской Православной Церкви», объявив действия властей «святотатством». С протестующими не церемонились. Документы сообщают о случаях, когда толпы верующих рассеивались пулеметным огнем, а арестованных в тот же день расстреливали.
В ходатайстве на имя Ленина 16 июня приходская община села Барант Красноярского уезда Енисейской губернии в количестве 6 тыс. прихожан просила заменить изъятие немногочисленных ценностей из местного сельского храма продуктами в количестве 150 пудов хлеба, 75 пудов мяса, 15 пудов масла. ЦК Помгомола (Комитета помощи голодающим) отказал в ходатайстве. Большевикам нужно было золото, а не хлеб для голодающих. По данным Помгомола по состоянию на 1 ноября 1922 г., было изъято следующее количество церковных ценностей: золота — 33 пуда 32 фунта, серебра — 23 997 пудов 23 фунта, бриллиантов — 35 670 штук, других драгметаллов — 71 762 штуки, жемчуга — 14 пудов 32 фунта, золотой монеты — 3115 рублей, серебряной монеты — 19 155 рублей, различных драгоценных камней — 52 пуда 30 фунтов. Стоимось изъятого оценивалась на сумму 4 650 810 рублей 67 копеек. Кроме того, было изъято 964 единицы антикварных изделий (31: 59–60).
По самой скромной оценке специалистов, чистая прибыль мародеров составила два с половиной миллиарда золотых рублей. Некоторые исследователи утверждают, что эту цифру можно, не греша против истины, увеличить раза в три.
А как же обстояло дело с закупками хлеба? Официальная советская статистика указывает, что в 1922–1923 гг. хлеба за границей было закуплено всего на один миллион рублей — и то на семена. Что же касается закупок скота и сельскохозяйственных орудий, то их не было вообще. Церкви и монастыри были разграблены, как и приказал Ленин, «с беспощадной решительностью» и «в кратчайший срок». Чекисты расстреляли 32 митрополита и архиепископа, тысячи священников, дьяконов, монахов и простых верующих. В их числе был и митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин, расстрелянный 13.08.1922 г. вместе с архимандритом Сергием (Шейным), адвокатом И.М. Ковшаровым и профессором Ю.П. Новицким. Причислен клику святых в 1992 г.
