Пеленки и колыбель были заботой кормилицы. Гален со злорадством описывает случай серьезной профессиональной ошибки, давший повод блеснуть ему самому: «Ребенок весь день плакал и капризничал, вертелся так и сяк; кормилица не знала, что делать. Я понял, что его беспокоило. Он никак не успокаивался, лежа на груди, когда кормилица смотрела, не хочет ли он пописать или покакать, не затихал и когда она склонялась над ним, уложив в колыбель. Но я заметил, что рубашечка у ребенка очень грязная и самого его не купали. Я велел, чтобы его помыли и вытерли, переменили постель и самого переодели в чистое. Тогда он перестал биться и тотчас заснул спокойным долгим сном».
Держа младенца на руках или сидя у колыбели, кормилица его ласкала, приговаривала, припевала — таким образом, дитя начинало учиться языку. Отсюда споры, кого лучше брать: гречанку, чтобы ребенок сразу учился двум языкам, римлянку, с которой он начнет говорить по-латыни, или чужестранку, которая ничему его не научит? Кроме того, кормилица смотрела за малышом: опасались неосторожности маленьких детей, которые могут себе что-нибудь поранить (например, глаз), сломать ручку или ножку — поэтому не рекомендовалось раньше времени позволять им играть или ходить. Какое-то время детей катали в прогулочных колясках.
Кормление ребенка
Но главной задачей кормилицы (nutrix, nutricula), как показывает само название, было кормление ребенка. Были, конечно, и матери, предпочитавшие кормить детей своим молоком; мы знаем об одной женщине из Египта, которая решила поступить именно так, но семейство заставило ее взять малышу кормилицу. С другой стороны, вспомним неучтивость философа Фаворина из Арля, который советовал бабке новорожденного уговорить свою дочь кормить самой. В общем, так или иначе, кормление перестало считаться долгом матроны — обычно под предлогом заботы о ее здоровье. В таких случаях надо было бороться с избытком молока и маститом; чаще всего к груди что-нибудь прикладывали (листья клещевины, вываренную руту и др.). В обществе, где существовало рабство, искусственное вскармливание из соски было редчайшим явлением; в таких случаях примен ли молоко животных: козье, верблюжье, ослиное, коровье, овечье; все эти виды молока применялись также в фармакопее.
Кормилицу с молоком (nutrix lactaria), а иногда, для большей гарантии и при наличии средств, двух, подыскивали по возможности до рождения ребенка. Создается впечатление, что подчас родители из высших слоев общества были не слишком разборчивы при выборе таких женщин, в принципе же требовалось соблюдать чрезвычайную осмотрительность, осведомиться о прошлом кормилицы, ее здоровье, особенно груди, качестве молока, а также о характере; она должна была соблюдать драконовский образ жизни: не пить вина, есть пищу, как считалось, способствующую лактации, например, укроп, и поныне имеющий репутацию лактогена, не иметь половых связей, постоянно находиться под наблюдением и проч.
Разлучение кормилицы с родными детьми, видимо, соблюдалось не столь строго, как говорят медицинские тексты: в эпиграфике встречаются термины conlacteneus, conlacteus (молочный брат), conlactea, conlactia (молочная сестра), а иногда дается даже понять, что кормилицы продолжали половую жизнь. Так было с Разинией Пиетас, похороненной в колонии Минтурны, которой ее патрон Луций Бурбулей Оптат Лигариан доверил двух своих дочерей подряд.
Хоровод вокруг ребенка
Иные философы, как Фаворин Арльский, вопияли о нравственной катастрофе, но напрасно: сперва к кормилицам обращались только богатые семьи, постепенно этот обычай распространился на менее зажиточных. К тому же часто хозяйский ребенок по тем или иным причинам оказывался вне семьи. Гай Квинтий Эвфем потерял четырнадцатилетнюю жену Элию Тихениду, которая оставила ему мальчика Гая Квинтия Гермия. Его доверили супружеской чете — кормилице Квинтии Партенопее и «дядьке» (tata) Публию Фарсулею Исидору. Тем не менее мальчик умер четырех лет, четырех месяцев и восьми дней от роду.
Было распространено также воспитание рабских детей, родившихся в доме, на продажу; в Италии таких детей (vernae), рожденных от служанок (ancilla urbana), видимо, посылали в деревню — на хозяйскую виллу — с тем, чтобы в определенном возрасте они вернулись в город. Наконец, если не везде, то в некоторых провинциях, например в Египте, были кормилицы, которые вскармливали детей для продажи на собственный счет или на счет третьих лиц.
Требования эфесского врача Сорана, жившего в Риме, видимо, соответствуют тому, что происходило именно там. Обнаружено несколько контрактов, дающих нам понятие о вознаграждении (по-латыни nutricia), получаемом независимыми кормилицами. Если с ней не сходились в цене, вмешивался претор (в провинции наместник), особенно когда дело шло о кормлении в собственном смысле слова.
После отнятия от груди, происходившего постепенно по мере роста зубов — во всяком случае, после того, как дитя начинало кусать грудь, — «молочную кормилицу» сменяла «сухая» (assa nutrix). Тогда вокруг богатого ребенка собирался целый женский хоровод, что отнюдь не означало, что к нему безразличны родители. Иногда у малыша бывала и «мамушка» (mamma и уменьшительное mammula) — это ласковое слово трудно поддается истолкованию. Оно могло применяться к родной матери, но чаще означало, по-видимому, своего рода приемную мать, которой поручалось воспитывать ребенка, не жившего с родителями. Одна из них, например, жалуется: «Сальвидиена Гилара, вольноотпущенница Квинта, Сальвидиене Фаустилле, очаровательной, сведущей во всех искусствах: ты оставила свою мамушку в горе, скорби и слезах. Жития ее было пятнадцать лет, три месяца, одиннадцать дней и семь часов. Злая судьба унесла юную деву. Жизнь моя, оставила ты свою мамушку в печали».
У такой наемной матери мог быть и муж, так что круг заботящихся о ребенке становился еще шире. Известны и супруги «молочных кормилиц»: Олимп и Реститута были «кормильцами» маленькой Актении, скончавшейся шести месяцев и десяти дней; памятник Сильвии, прожившей три года, два месяца и девять дней, поставили ее родители Клавдий Протомах и Клавдия Дамалия, а также «дядька» Салоний Эпиктет и «мамушка» Афродисия.
Возникшие таким образом связи могли надолго сохраняться и по миновании подопечным детского возраста. Иногда признательный вскормленник дарил кормилице подарки или заботился об ее могиле. Плиний Младший своей кормилице подарил ферму, стоимость которой точно указал ко всеобщему сведению; Гонорат поставил памятник своей кормилице Клавдии Фреквенте, скончавшейся шестидесяти лет; Сервий Корнелий Долабелла Метилиан, консул 113 г. н. э., — Корнелии Сабине, вольноотпущеннице, кормилице и мамушке. Хотя это ремесло, если заниматься им честно, было очень изнурительным, известна старая кормилица, не покорившаяся времени: Волумния Динамида, дожившая до ста пяти лет; Волумния Прокла, дочь Гая, отпустившего Динамиду на волю, воздвигла ей стелу.
Хотя привязанность к кормилице бывала сильна, юный аристократ, когда вырастал, вероятно, скоро понимал, какая пропасть отделяет его от этой женщины. Если же вскармливалась девочка, кормилица часто оставалась при ней как служанка родителей или под именем «воспитательницы» (educatrix): она наблюдала за ее бытом, потом провожала в дом к супругу, вместе с ней выходила в город и, поговаривали, даже помогала в тайных амурных делах.
