Она очень удивилась, увидев слуг здесь, потому что была уверена, что они уже на пути в Санкт-Петербург.
Зоя улыбнулась:
— Добрый вечер! Что случилось?
— Мы просто не знали, что нам делать с его светлостью, мадемуазель, — на ломаном французском сказал старший из слуг.
Зоя не поняла его, и Жак пояснил:
— Мадемуазель, они говорят, что этот месье сообщил им, что хотел навестить вас, когда взорвалась пушка. Трое солдат погибли. Убит один из слуг его светлости и его лошадь, а еще камердинер месье. Сам месье тяжело ранен.
Сердце Зои сжалось, и ей стало трудно дышать.
— Кто этот месье? — спросила девушка, хотя уже знала ответ.
Она сбежала вниз по ступенькам и перешла через улицу.
Бок кареты был серьезно поврежден обломками взорвавшейся пушки. Заглянув в открытую дверцу кареты, Зоя увидела окровавленного герцога, лежавшего на заднем сиденье.
— Дом его светлости здесь, в Москве, закрыт, и там никого нет, — извиняющимся тоном произнес один из слуг. — Мы не знали, куда его еще можно отвезти.
— Правильно сделали, что привезли его сюда, — успокоила его Зоя.
Затем она обратилась к Жаку:
— Скажи им, чтобы они поднимали его очень осторожно, как можно осторожнее!
После того как мужчины внесли герцога вверх по лестнице и положили на кровать в единственной свободной спальне, Зоя с отчаянием спросила Мари:
— Он…не умер?
Неудивительно, что она задала этот вопрос, ведь в лице герцога не было ни кровинки, он выглядел совершенно неподвижным. Казалось, жизнь покинула его.
— Он не умер, мадемуазель, — живо ответила Мари, — и если будет на то воля божья, мы его спасем.
Она немедленно принялась ухаживать за раненым в той практичной манере, которая так свойственна француженке, столкнувшейся с трудной ситуацией. Француженка считает, что ситуация не безнадежна до тех пор, пока можно делать что-то конкретное.
Слугам князя Всевольского было приказано разыскать доктора. Жак дал им несколько адресов, полагая, что многие врачи, как и прочие жители, уже покинули Москву.
Зою отправили на кухню кипятить воду, а Мари и Жак раздели герцога, чтобы осмотреть его раны.
Когда Зоя вернулась с горячей водой, тазом и льняными полотенцами, герцог уже лежал в постели, укрытый простынями. Девушке показалось, что теперь он стал еще бледнее.
К этому времени домой вернулся отец. Его хладнокровное отношение к случившемуся успокаивало больше, чем любые слова.
— Доктор скоро будет, — ответил он на немой вопрос Зои. — Не все же они уехали из Москвы. Я знаю, что в пустующих домах размещают раненых.
Едва он произнес эти слова, как в дверь постучали.
После одиннадцати Зоя и ее отец сели наконец перекусить в столовой. Раньше некогда было думать о еде — нужно было ухаживать за герцогом.
— Ты познакомилась с его светлостью в Санкт-Петербурге? — спросил Баллон.
— Да, он был с визитом у княгини, когда мы с Таней танцевали в маленьком театре.
Баллон посмотрел на дочь. Они всегда были очень близки друг другу, и по ее тону он понял, что правильно истолковал взгляд, которым Зоя смотрела на герцога там наверху, в спальне.
— Вы не безразличны друг другу? — спокойно спросил он.
— Очень странно, папа, но… когда я его… увидела, то сразу… поняла, что таких людей я… никогда прежде не встречала.
— Чем же он так отличается от остальных?
— Во-первых, он понял твою музыку. Когда я играла ему, он… видел то же… что и мы с тобой.
К этому ничего не нужно было добавлять. Валлон понял то, что она не могла выразить словами.
— Ты уверена в этом? — спросил он.
— Совершенно уверена, папа. Ты же знаешь, что в этом я не могла бы ошибиться. А потом, на следующий день, когда он пришел, я осталась в доме одна. Он спросил меня, что я… с ним сделала. Он сказал, что никогда в жизни не чувствовал… ничего подобного…
— Это очень странно! — пробормотал Валлон.
— Странно, что он мог так чувствовать?
— Странно, что это произошло с герцогом Уэлминстером, — ответил отец. — Я встречал его светлость в Лондоне и Вене. Судя по тому, что я о нем слышал, а говорят о нем разное, я и представить себе не мог, что он окажется таким, как ты рассказываешь.
Зоя улыбнулась.
— Ты же знаешь, что я никогда не ошибаюсь, папа.
И до сих пор я думала, что никто, кроме тебя, не способен так глубоко и тонко чувствовать музыку. Валлон ответил не сразу:
— Ты знаешь, дорогая, я никогда не сомневаюсь в том, что ты говоришь мне только правду, и не вмешиваюсь без нужды в твои отношения с молодыми людьми. Но если бы была жива твоя мать, уверен, она объяснила бы, что тебе не стоит мечтать о герцоге Уэлминстере. Его положение в обществе слишком высоко.
— Я… думала об этом, папа.
— Будет лучше, — задумчиво сказал Баллон, — если завтра я позабочусь о том, чтобы его светлость перевезли в госпиталь. Можно найти такой, где уход за ним будет лучше, чем у нас.
Зоя помолчала, потом сказала:
— Папа, я чувствую себя в некотором роде ответственной зато, что случилось. Слуги его светлости сказали, что перед тем, как взорвалась пушка, он спрашивал мой адрес.
Отец ничего не ответил, но Зоя понимала, что он не одобряет поведения герцога, который, по его мнению, не имел права вмешиваться в их личную жизнь и преследовать молодую девушку, не принадлежащую к высшему свету.
Зоя наконец перестала притворяться, будто она ест.
— Когда ты полюбил маму, — тихо сказала она, — разве у тебя был… выбор: любить… или не любить?
Валлон посмотрел на дочь с выражением ужаса на лице.
— Ты хочешь сказать, что любишь этого человека?
— Да, папа.
— Но как ты можешь быть в этом уверена? Ты видела его всего два, может быть, три раза. Зоя улыбнулась, лицо ее засияло.
— Папа! — воскликнула она. — Как можешь ты, именно ты, задавать мне такой вопрос и требовать ответа?
— Со мной все было совсем по-другому, — возразил Валлон.
— Неужели? — не поверила Зоя. — Мама рассказывала, что полюбила тебя с первого взгляда. Она считала, что и ты ее тоже сразу полюбил.
— Как же я мог не полюбить ее? — удивился Валлон. — Она была такой очаровательной, такой необыкновенной! Дорогая, ты так похожа на нее!
— У меня не только ее черты лица, глаза и такие же светлые волосы, — сказала Зоя. — Я похожа на маму не только внешне… я чувствую так же… как она.
Она засмеялась. Ее смех был таким звонким и заразительным, что отец тоже невольно улыбнулся.
