Древний Египет посещали многие греки, однако египетские древности первыми стали собирать античные римляне. Они вывозили сфинксов и статуи фараонов, чтобы украсить ими дворцы древнеримских императоров.
Всеобщая страсть к произведениям древних культур, родившаяся в Европе в тридцатых годах девятнадцатого столетия, тоже способствовала грабежу египетских гробниц. За счет этого и были созданы огромные коллекции Британского музея, Лувра, а также музеев Берлина и других Но Долина Царей не вызывала большого интереса коллекционеров, пока в 1922 году Говард Картер, которого финансировал лорд Карнарворн, не обнаружил там гробницу Тутанхамона.
Я встретилась с Говардом Картером в двадцатых годах, когда впервые посетила Луксор, и он показал мне найденные там ослепительные сокровища, поразившие меня красотой и великолепием.
Тогда я и ощутила незримую магию Луксора. Спустя тридцать лет, во время моего второго посещения Египта, это чувство усилилось и превратилось в уверенное духовное прозрение и почти осязаемую реальность таинственной магии, которой была насыщена атмосфера Луксора и которую я попыталась отразить в этом романе.
Глава 1
1892 год
— Я должна кое-что сказать тебе.
Герцог Дарлестонский, размышлявший сквозь дрему о том, что ему пора возвращаться к себе в спальню, наконец пробудился и спросил:
— Что, дорогая?
— Эдвард Тетфорд просил меня… выйти за него замуж!
Наступила тишина, которую прервал герцог:
— По-моему, тебе разумно было бы принять его предложение, Миртли. Он довольно напыщен, но богат и добродушен.
Помолчав немного, леди Гэрфорт неуверенно сказала:
— Ты же… не женишься… на мне?
— Не могу вспомнить, кто это сказал — Оскар Уайльд или Лили Лэнгтри, — что из хороших любовников получаются плохие мужья.
— Это сказал принц Уэльский! — ответила леди Гэрфорт. — И это полностью относится к нему.
— Так же, как и ко мне.
— Мы были так счастливы с тобой, — сказала Миртли Гэрфорт со сдержанным рыданием в голосе. — Я люблю тебя, Счастливчик, и ты это отлично знаешь.
— Тетфорд будет тебе хорошим мужем. Он знает о нас?
— Я совершенно уверена, что он догадывается, но он никогда не скажет об этом и, уж конечно, не будет смущать меня расспросами!
Герцог рассмеялся.
— Насколько я знаю Тетфорда, он предпочитает знать лишь о том, что хочет знать, и игнорирует все остальное.
Выходи за него, Миртли. Ты сможешь крутить им вокруг своего мизинчика, а его бриллианты, которые, я думаю, очень хороши, будут выглядеть еще краше на тебе.
Они вновь помолчали.
Затем леди Гэрфорт, готовая расплакаться, повернулась к нему, уткнувшись в его плечо.
Герцог прижал ее покрепче и подумал, что ему было хорошо с этой умной и приятной женщиной и она очень нравилась ему.
В последние пять месяцев они наслаждались пылкими и в то же время дружескими отношениями. Однако он все чаще начинал задумываться о том, что любовь Миртли все сильнее привязывает его к ней, а чрезмерной привязанности он боялся больше всего.
Прозвище Счастливчик очень подходило ему. Он получил его в день своего рождения.
Его отец, четвертый герцог в родословной, был на скачках в Эпсоме, наблюдая, как его жеребец Счастливый побеждает, обскакав на целый корпус всех остальных лошадей в забеге. В это самое время сквозь толпу, собравшуюся вокруг Жокейского клуба, к нему проталкивался управляющий.
Он никак не мог поговорить со своим господином, которого обступили друзья и поздравляли его с победой.
— Превосходно!
— Великолепная победа!
— Голубая лента Эпсома — твоя, и никто не заслуживает ее больше, чем ты!
Герцог хотел уже направиться туда, где взвешивался его жокей, когда обнаружил возле себя своего управляющего.
— Извините меня, ваша светлость.
— Что такое, Хантер? — с нетерпением спросил герцог.
— Ее светлость родила сына!
— Сын?! — радостно заревел герцог, и его возглас услышали все вокруг. — Сын! Наконец-то! — закричал он.
Друзья восторженно вторили ему, хорошо зная, что после четырех дочерей герцог больше всего на свете мечтал о рождении сына.
Он рассмеялся, сотрясаясь своим могучим телом.
— Сын! И на три недели раньше срока! — воскликнул герцог. — Он, кажется, намеревается быть таким же резвым, как Счастливый!
С этого момента герцога Дарлестонского называли не иначе, как Счастливчик.
Он получил в свое время родовое имение своего деда, своих крестных и любимого брата своей матери, но прозвище Счастливчик закрепилось за ним, подходя ему как нельзя лучше.
Ко времени окончания Итонского колледжа он стал привлекательным молодым человеком с обаятельной, притягательной улыбкой, веселой беспечностью в глазах и был просто неотразим для женщин.
И неудивительно. Помимо приятной внешности, высокого положения в обществе и огромного богатства рода Дарлестонов, он отличался своим отношением к жизни, считая ее захватывающим забавным приключением.
— Почему, черт побери, ты всегда такой счастливый? — спрашивали порой его друзья, видя, какую он излучал радость жизни, столь часто ускользавшую от них.
Ощущение радости предполагало постоянную новизну и перемены в жизни Счастливчика, особенно в его отношениях с женщинами.
Он менял женщин так часто, что даже заядлые сплетники потеряли счет его романам.
И что странно: обычно affaires du coeur[1]у большинства мужчин имеют горький финал, однако женщины, которых так мимолетно любил он, редко испытывали даже обиду, расставаясь с ним.
Многие из дам пережили боль разбитого сердца, однако каким-то чудесным и странным образом они вспоминали Счастливчика с благодарностью за счастливые минуты, проведенные с ним, и готовы были защищать его от врагов.
Казалось бы, многим мужчинам следовало бы испытывать к нему ревность и зависть, но большинство из них были его друзьями и интересовались не его любовными похождениями, а им самим и его спортивными увлечениями.
Счастливчик перепробовал почти все виды спорта, занимавшие светский мир. Он участвовал в скачках на своих любимых лошадях, борясь даже за Большой национальный кубок, и проявил себя в соревнованиях по поло.
На своей яхте Счастливчик соревновался в гонках в Коусе, а однажды чуть не утонул, пытаясь побить рекорд в состязаниях по плаванию на легких каноэ.
