Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Особенно той, желтоволосой. Возомнила, что краше Мёнгере, посмела нарушить совершенство. Мёнгере сама изуродует ее личико, отрежет фарфоровый носик.
– Ты свет, милая, тебе можно всё, – успокаивает голос.
Мёнгере не помнит имени удачливой соперницы, да и название Алтанхота покрылось песком. Только ярость слепит глаза как…
– Свет. И ничего, кроме света.
Кто же все-таки та женщина, которая гладила ее?
– Не думай о ней, – голос обеспокоен, – она этого недостойна.
И всё же… Слово уплывало, словно рыба в мутной воде. Ее учили охотиться с гарпуном, стоя подолгу в реке. Странная подготовка к трону. И ощущение, что она промахнулась.
– Мир ждет тебя! Что ты прицепилась к этому обрывку? – голос взревел. В нем слышалось голодное нетерпение.
Женщина гладила девочку по волосам и прижимала к себе, пользуясь возможностью. Лица жриц всегда были скрыты платками, такой же Мёнгере носит, чтобы спрятать шрамы. И она не знает, как выглядела ее мать.
Мама! Та жрица была ее матерью. Конечно! Мёнгере плачет, слезы оставляют жгучие дорожки на лице, и шрамы полыхают. Но Мёнгере не замечает этого: она счастлива. Ей удалось воскресить прикосновение мамы. Та перестала быть бесплотной тенью.
– Она тебя предала, променяла на другую дочь, – голос разочарован. – А ты ее простила. Ты слабая. Тебе никогда не стать несущей свет.
Мёнгере согласна: да, ей не стать. Она хочет просто быть счастливой. И чтобы исчезли рубцы с ее лица. Странное желание для бывшей правительницы. Но ей этого вполне достаточно. И золото вокруг плавится и оплывает.
Глава двадцатая. Третий изгнанный
– Думал, что от меня осталась лишь оболочка, – делился Глеб. – Ухватиться было не за что. Даже слова пропали.
Приш кивнул: знакомо.
– И пустота внутри, точно таксидермист набил воздухом, – продолжал поэт.
Хухэ тявкнул, соглашаясь – фенек всё же последовал за ними. Глеб опустился на колени и осторожно погладил Хухэ.
– Тебе тоже досталось?
Тот притих, дав дотронуться до себя. Лишь Мёнгере безмолвствовала: не пожелала рассказать.
Когда вышли из пустоты, у Глеба точно огромная тяжесть с сердца свалилась: думал, что никогда не вспомнит своих стихов. Да, разучился сочинять, но забыть написанные – еще хуже. Но вот последнюю строфу он так и не восстановил. Словно она послужила ему пропуском из пустоты. Но надо попробовать. Глеб мысленно вернулся в день переводного экзамена.
…Лис вылетел из аудитории довольный.
– Пять! – эмоции его переполняли.
Его сразу же обступили:
– Рассказывай, как прошло.
По словам друга, ничего сложного не было. Стило особо не прикапывалась, даже нашла, что недурственно. Вогон Джельц – прозвище уже приклеилось к председателю – проворчал насчет большого количества соединительного союза «и», но зато похвалил рифму.
– А Аврора? – спросил Глеб.
– Ничего, – растерялся Лис. – Промолчала.
Странно. На нее не похоже.
Наступила очередь Глеба. Он вошел в кабинет и представился: Черный Поэт. Стило тут же фыркнула: видимо, псевдоним показался ей неудачным. Вогон Джельц кивнул:
– Начинайте, молодой человек.
Глеб покосился на Аврору: она не поднимала глаз, будто увидела на столе что-то ужасно интересное. Ему захотелось заорать, стукнуть по стене, чтобы с нее слетела эта показушная безмятежность. Черт, она же тоже поэт! Что им до правил, установленных другими людьми?!
Глеб не воспарил, взметнулся к потолку, чувства бурлили. Он не читал стихи, бил ими, точно кнутом. А Аврора всё так же сидела с равнодушной маской на лице. И заключительный аккорд:
Ангелы, демоны? За душой Гонятся дикой стаей. Рушится небо и подо мной Веры опора тает…[11]
Глеб не спустился, рухнул на пол, обессиленный. После такого выплеска хотелось одного: сбежать ото всех. Но надо выслушать вердикт комиссии. Первой начала Стило:
– Хм, средненько. Из положительного: много экспрессии, чувств. Вот это удачно: «Мёртвое сердце. Осколки. В хлам клетку грудную режут». Борьба человека со своими страстями. Но мне кажется, Черный Поэт, это не самое удачное ваше стихотворение. Вы можете лучше.
– Это убого, – перебил ее Вогон Джельц, – я вот тут набросал, – и председатель раскрыл тетрадь, она была исписана мелким убористым почерком: – «Резко, на бреющем – в неба храм!» – метафора крайне непонятная и неудачная. Первые четыре строки – четырехстопный ямб с дактилической клаузулой. Следующие четыре строки – полное отсутствие строфы.
Глебу показалось, что Вогон Джельц бредит Какой еще ямб? Он о чём? А тот распалялся больше:
– Строфика, молодой человек, – раздел стиховедения, изучающий формы объединения стихов в композиционно законченное целое; учение об упорядоченном сочетании закономерно повторяющихся в тексте стихотворных строк. Почему вы ею пренебрегаете?!
Председатель причмокивал губами, словно большая рыба. Глеб с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Наверное, это нервное.
– Что за заигрывание с ангелами и демонами?! Недостойно привлекать к себе внимание за счет божественного! Это дешевый способ, молодой человек.
Глебу казалось, что его раскатали асфальтоукладчиком, а Вогон Джельц окончательно вышел из себя:
– А ваш полет?! Кто вас учил взмывать под потолок? Многое себе позволяете! Даже мы, люди с богатым литературным опытом, не разрешаем себе подобного. Так что незачет! Без права пересдачи!
Глеб растерялся: незачет? Ему?! Этот Вогон Джельц сошел с ума? И почему молчит Аврора? Она, что, оглохла? Но заговорила Стило:
– Думаю, без права пересдачи – слишком сурово. Понятно, что у молодого человека что-то произошло. Первая любовь, безответные чувства. И он не смог контролировать себя. Правда? – она обратилась к Глебу.
Тот замешкался на секунду, но сообразил, что Стило дает шанс.
– Да, – голос охрип от переживаний.
Вогон Джельц посмотрел на Глеба поверх очков.
– Это не оправдывает, – проворчал он. – Вы должны думать, в первую очередь, о красоте стиха. А не ставить чувства во главу угла.
– Это пройдет, – вновь заступилась Стило. – Надо дать мальчику еще одну возможность показать себя.
А Аврора молчала.
Он не помнил, как вышел, куда направился. Очнулся лишь на улице, когда Лис схватил его за плечи и основательно потряс.
– Поэт, что случилось-то?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
