— Ох! — воскликнула Роза, увидев, что Портман-сквер тоже залит светом. — Ох, как я люблю Лондон!
Из всех больших окон лился свет свечей. Где-то запускали шутихи, люди пели. Старые джентльмены рассмеялись, увидев, что посреди площади застряли экипажи, которые не могли сдвинуться с места. Они снова порадовались, что оставили карету. Роза внезапно остановилась и удивленно повернулась к джентльменам.
— Ну конечно же! Конечно, я знаю, чего хочу! Когда я вернусь из Парижа, я найду небольшую каморку возле Брук-стрит и буду жить, как прежде! Я хочу быть сама собой!
— Дорогая. — Старые джентльмены посмотрели на нее, и в их взгляде, возможно, было что-то похожее на жалость. — Дорогая, — повторили они. На какое-то мгновение все трое остановились. — Нельзя жить, как раньше, все меняется. Так мы и узнаем, что время идет. Но, — им пришлось кричать, чтобы она могла их услышать, — когда ты вернешься в Лондон, мы посмотрим, чем можем тебе помочь!
Свечи пылали, как миллион звезд, шутихи взрывались, толпа бесновалась, потому что наконец наступил мир.
Глава десятая— Если я встречу Бонапарта, а скорее всего, так и случится, я скажу ему, что он убил моего сына. Я скажу ему все, что думаю о его войне, его терроре и «демократических» идеях. Нам нет дела до этого. Пускай не воображает, что английская леди боится крестьянина с Корсики! Он может быть тираном, он может терроризировать Средиземноморье, но он не сможет повелевать мной. Я встречала множество избалованных французов — всех этих ярких созданий, которые приезжают сюда и пагубно влияют на решительных английских мужчин своим пижонством. Я удивляюсь, как у нас вообще остались мужчины, умеющие сражаться.
Вдовствующая виконтесса Гокрокер резко подалась вперед, когда карета накренилась на крутом повороте. Ее широкая юбка накрыла всех сидящих рядом. Но поток ее красноречия не иссяк.
— Я наконец поговорила с кузиной, герцогиней Сифорт, о том, разумно ли встречаться с Жозефиной. Ведь о ней ходит столько разных слухов! Если бы с нами ехала Долли, я бы не решилась их рассказывать. Герцогиня поведала мне общеизвестный факт, что, когда эта новая мода, — тут она с неодобрением взглянула на Розу, хотя на той было приличное платье оливково-зеленого цвета с длинными рукавами и, конечно же, нижние юбки, — что, когда возникла эта так называемая мода, Жозефина погружалась в воду в одежде, и ее легкое платье прилипало к телу самым вульгарным образом. Так платье и высыхало. Этим она хотела привлечь внимание Наполеона. — Вдова отметила, что после этих слов Джордж Фэллон рассмеялся, а Роза слегка покраснела. — По крайней мере, мы вооружены этой информацией. Поэтому мы будем вести себя очень сдержанно, когда встретим такую особу, хотя я подозреваю, что Бонапарту нас представит именно Жозефина. Но мы не должны забывать, что Наполеон — обычный человек небольшого роста. Он несет ответственность за смерть моего сына. И я ему об этом скажу!
Джордж перебил мать довольно усталым голосом, как он поступал время от времени:
— Как я сказал, мама, мы одержали победу в сражении при Абукире. Средиземноморье наше. Договор подписан. Наступил мир.
— Мы в мире с прекрасной Францией, pas Buonaparte, pas du tout[21]. У нас нет мира с ним. Он убил моего сына.
— Я повторял много-много раз, мама: когда убили Гарри, Бонапарт уже вернулся во Францию.
Казалось, она его не услышала. Когда они подъехали к морю, она повысила голос, чтобы заглушить шум колес.
— Целых пять лет нам приходилось обходиться без поездок на континент. Я воспринимаю это очень лично, как серьезную неприятность. Надеюсь, он не тронул «Hotel d’Empire»[22], а также бульвары и оперу. Жозефина проводит приемы в салоне для дам из Англии. Несколько раз на них присутствовал Наполеон. Герцогиня Сифорт все устроит, и я тоже смогу пойти туда. И я пойду. Я думаю, мой долг состоит в том, чтобы сказать ему, что я думаю о нем, но я не буду кланяться ему. Он не должен считать, что мы почитаем его!
Они уже подъезжали к Дувру. Близилась ночь. Роза Фэллон и ее деверь много часов провели в обществе вдовы. У Розы возникло внезапное желание рассказать ей, что она тоже (по просьбе супруга), надев муслиновое платье, каким-то образом доставленное из Франции, погрузилась в воду с той же целью.
Вдова, по своему обыкновению, начинала болтать без умолку, как только кто-то приближался к ней. Первый раз она открыла рот на рассвете, когда они покинули Лондон. Хотя и стояло прекрасное раннее весеннее утро, она принялась жаловаться на холод. Служанка закутала ее в шали, и очень скоро Розе захотелось, чтобы какой-нибудь отважный слуга накрыл шалью ее голову. Джордж не доверял Мэтти, но не настолько, насколько она не доверяла ему. Он настоял, что ее присутствие не обязательно для Розы.
— Хорошо, — согласилась Мэтти, — я помогу пожилым джентльменам найти для вас дом.
Пронзительный голос вдовы донимал их всю долгую дорогу до Дувра: когда они ехали по холмам, когда они поили лошадей, когда они ненадолго остановились в Ситтинборне, чтобы подкрепиться. Была бы воля вдовы, то они бы вообще не останавливались. Ей недавно сказали, что кто-то добрался из Лондона в Париж за сутки. Поэтому она не понимала, почему они должны тратить несколько дней, как они обычно делали, особенно когда на дорогах в обеих странах (это знали все) их подстерегают разбойники и бандиты.
Теперь, устав снова и снова обвинять Бонапарта, причем всегда по-французски, ведь она, как большинство аристократов, имела привычку пересыпать речь французскими словами (от которой не собиралась отказываться, хоть ее страна и воевала с Францией), вдова сменила тему и снова начала распространяться об августейшей семье. Благодаря покойному мужу ей удавалось изредка общаться с королем Георгом III. Она считала, что знает его. Вдовствующая виконтесса была буквально в ярости из-за причуд сыновей короля и много раз повторяла, что было бы неплохо, если бы принц Уэльский умер, а трон заняла бы его шестилетняя дочь Шарлотта. Она снова и снова, как сломанный граммофон, повторяла вещи, которые узнала от многочисленных знакомых и приятелей или прочла в газетах. Пока карета катилась к морю, она еще раз обсудила личные дела принца Уэльского (как он привез в свой дом миссис Фитцгерберт, будучи женатым на принцессе Каролине); герцога Кларенса (и миссис Джордан со всеми побочными отпрысками); не говоря уже о герцоге Камберленде, грехи которого она отказалась даже называть вслух. Джордж тоже внес лепту в разговор. Он сообщил, что Бонапарт описал очень тучного мужа одной принцессы как «эксперимент, призванный показать, насколько можно растянуть человеческую кожу, не порвав ее». Роза не удержалась и рассмеялась. Вдова в ужасе отпрянула и потом долго не могла успокоиться, возмущаясь поведением Розы. Роза напомнила себе, что это продлится только месяц. Но сейчас месяц казался ей вечностью. Она даже позавидовала Долли. Та ехала в другой карете. Она сидела между братом и его женой, бледная как мел.
