Она захлопнула ставни, взяла лампу и пошла наверх, забрав с собой бумаги с переводом, размышляя над их смыслом. «Жаль, что я так мало знаю о языках. Поскольку фраза “царь Птолемей, вечно живущий, любимец Пта, бог на земле Элифан Евхарист” повторяется много раз, то, наверное, можно будет обнаружить повторы в иероглифах? И так начать поиски ключа к тайнам мироздания?» Раз она так подумала, то подобные мысли должны посещать и ученых.
Сев за стол, она взяла перо, обмакнула его в чернила и быстро написала:
«Дорогая Фанни!
Я собираюсь в Париж вместе с членами семьи Гарри, по их желанию. Кто знает, насколько изменилась наша любимая belle France? Я буду думать о тебе, о том времени, когда мы там были в последний раз.
Твоя любящая кузина
Роза»
Гораций наверняка не нашел бы в этих фразах ничего аморального.
В милом городке Уэнтуотере миссис Фанни Харботтом, жена приходского священника, не пользовалась двуколкой мужа слишком часто. Хотя фермеры замечали, что она неплохо управляется с лошадью, когда Фанни проезжала мимо. Жена священника любила ходить пешком. Она была загадкой для местных жителей и служила частой темой для разговоров. Не за что было зацепиться. Как и полагалось, она посещала больных и немощных, каждое воскресенье бывала в церкви. Но, как оказалось, ей свойственны небольшие причуды. Нельзя было не заметить на улице ее кругленькую фигурку и ярко-рыжие волосы, хоть она и носила шляпу. Мудрые горожане, конечно, немного преувеличивали, но все же было что-то странное в том, например, как она останавливалась и прислушивалась к разговорам людей, сидящих на табуретках на рыночной площади среди блеющих овец, кочанов капусты и куриных яиц. Иногда видели, как она, не шевелясь, стоит и слушает их разговоры о Боге. Было известно, что викарий не пускал в церковь, как он их называл, «шарлатанов». Горожане говорили между собой: возможно, она шпионит для мужа, которому не пристало их слушать. По воскресеньям, как обычно, она посещала церковь, а Гораций Харботтом, нарядно одетый, вещал с кафедры о грехе и воздаянии. Его красивый голос гремел среди стропил, а по рядам разносился запах лаванды.
Еще одну историю о ней рассказывал местный браконьер. Однажды ночью он расставлял ловушки на вересковой пустоши, что за полями. Он услышал крик и пошел узнать, что стряслось. Браконьер клялся, что увидел жену викария собственной персоной, которая стояла на меже и громко кричала. Браконьер признался, что сильно испугался. Через какое-то время она перестала кричать и уверенной походкой отправилась назад через поля. Он последовал за ней до самого дома священника. У дверей она повернулась к проходящей мимо соседке, что-то сказала ей, а потом они обе рассмеялись. Он своими глазами видел, как жена викария смеялась, и это сразу после того, как она так страшно кричала! В эту историю не слишком верили, как и в прочие браконьерские байки.
Хотя по вечерам уже чувствовалось приближение теплых дней, в один прекрасный апрельский день в Уэнтуотере внезапно повалил снег. Люди спешили побыстрее добраться домой, к очагам. Но потом некоторые заметили на площади женщину-квакершу[20]. Она приходила туда время от времени. Женщина эта была уже немолода, но когда она появлялась, вокруг нее обязательно собиралась толпа, потому что она была первой женщиной-проповедницей, которую видели жители Уэнтуотера. Даже сейчас, в снегопад, в людях возобладало любопытство, и они собрались вокруг нее. Люди толкали друг друга в бок, показывая на жену викария, которая тоже присутствовала здесь. На рыжие волосы она набросила капюшон. Фанни стояла, словно не замечая никого вокруг, и слушала. А может, что-то и замечала. В перчатку она спрятала письмо от Розы, в котором та сообщала о своем отъезде в Париж. Она не собиралась показывать его мужу. Женщина-квакерша, казалось, не обращала внимания на снегопад. Она стояла на лавке в сером квакерском платье и капоре и говорила о любви.
— Ты должна сидеть дома, резать капусту и чистить картошку для своей семьи, а потом драить пол и чинить одежду, — крикнула одна женщина, которая постоянно притопывала на месте от холода, кутаясь в платок, — вот что такое любовь! — Толпа разразилась хохотом, в котором не было издевки. — Разве ты никогда не испытывала любви? — сердито выкрикнула женщина в платке. — Довольствоваться тем, что имеем, — вот что такое любовь, а Господь защищает нас всех от бедствий.
Женщина-проповедница сказала, что Господь и есть Любовь, что он любит всех одинаково сильно. Снова пошел снег. Снежные хлопья оседали на ее сером капоре и на маленькой скамейке. Она заговорила об ожидании, об ожидании того времени, когда Бог заговорит, поскольку рано или поздно он придет к каждому. По какой-то причине, несмотря на погоду, люди не расходились, слушали с некоторым удивлением слово Божье, которое исходило в снегопад из столь необычного источника.
— Да благословит тебя Господь, — сказала квакерша женщине, которая говорила о картошке.
За несколько дней до отъезда Фэллонов в Париж в Лондоне наконец вышло официальное сообщение о подписании Амьенского мира — договора между французами и англичанами. Продолжительные войны, которые велись почти десять лет, по всей видимости, закончились.
Старые джентльмены, выглядевшие очень представительно в темно-синих морских мундирах с золотыми нашивками, пришли к Розе с визитом на закате дня.
— Пойдем, — сказали они, — ты должна увидеть, как делается история. Поскольку уже нет твоего отца, который мог бы сопровождать тебя, мы решили взять эту функцию на себя.
— Но мы же узнали о мире недели назад — многие люди уже уехали во Францию! — Роза была озадачена.
— Британцы все делают лучше всех! — воскликнули они. — Это официальное провозглашение. Мэр Лондона представит его людям. Это исторический момент, ты должна быть там!
Празднование проходило вокруг Портман-сквер, за Оксфорд-стрит, поскольку на Портман-сквер находилась большая часть дипломатических представительств. Там жили послы, которые занимались оформлением договора. По улицам Лондона бродили сотни тысяч человек. Пожилые джентльмены поняли, что им следовало оставить экипаж на Уимпоул-стрит. Они приказали кучеру свернуть в сторону, подальше от толпы. Им пришлось возвращаться через Сент-Джеймс-стрит. Они с трудом прокладывали путь через возбужденную поющую толпу горожан, проходили мимо заведений для джентльменов, которые все еще состояли в «Клубе святых небес». Из дверей вываливались молодые франты, распевавшие «Бони приплыл». В одной из витрин горящими свечами выложили слово МИР. Некоторые уже с трудом стояли на ногах. Джентльмены держали Розу под руки, помогая пробираться сквозь ночной поток смеющихся, кричащих лондонцев. Уличные торговцы продавали имбирные пряники в виде солдат и небольших флагов. В окнах каждого дома на улицах, прилегавших к Портман-сквер, стояли зажженные свечи. Они ярко освещали толпу, трубачей и мэра.
