Скажи, где пылает сердце мира, рожденное из живого огня? Пожирая тьму, черную ночь, Хаос Из древней чаши. Ищи его там.
Карин Бойе[7] Мы с Джимом шагаем по Кунгсгатан. На улице солнечно и совершенно безветренно, сегодня один из тех редких дней в этом году, когда стоит полный штиль. Воздух чист как стекло, таким и должно быть воскресенье в начале осени. В лучах солнца заметно, что липы начинают желтеть.
Я говорю Джиму:
— Скоро осень, Джим.
Тот кивает.
Как приятно идти рядом с ним по нашему обычному маршруту до Спортивного парка, что мне на секунду захотелось взять его за руку и пропеть свою детскую рифмовку: «Вот идут Джим и Ким; Джим, Джим, Джим и Ким! Вот идут Джим и Ким; Джим, Джим, Джим и Ким». Но, естественно, я этого не делаю.
— Может, лучше бы мы сходили на рыбалку? — Спрашивает Джим.
Я качаю головой. Нет. Никакой рыбалки.
У пешеходного перехода я на минуту останавливаюсь.
Мне требуется передышка. Я надеваю берет.
— Ну как ты? — спрашивает Джим.
— Все в порядке.
Матч скучный. Бессмысленные длинные пасы улетают за боковую линию. Оба защитника играют один на один. Нападающие падают навзничь. Судьи раздали уже столько «горчичников», сколько пожелтевших листьев на липах, и свистом прерывают немногочисленные попытки наладить игру. Джим нервничает. Снова и снова он вскакивает со скамьи и высказывается в адрес современного футбола. Я не слушаю его. Думаю о другом. Кажется, я потерял к футболу всякий интерес.
В конце первого тайма на поле случайно выскакивает заблудившийся заяц. Его охватывает паника, когда он понимает, что около пяти тысяч зрителей смотрят на него. Игроки пытаются догнать зайца. Публика хохочет. Заяц мечется то в одну сторону, то в другую. Судья вытаскивает красную карточку и показывает ее нарушителю. Зрители ликуют. Я чувствую, что больше не в силах смотреть на это. Я вскакиваю со скамьи. «Оставьте его в покое!» — кричу я. Но с моих губ не срывается ни звука.
* * *
Аромат жаркого из баранины по-индийски доносится до нас еще с соседней улицы. Мы смотрим друг на друга и смеемся. Есть вещи, которые не меняются. Так было и так будет всегда. Сегодня воскресенье и пахнет бараниной по-индийски.
— Я голоден как волк, — говорит Джим и похлопывает себя по животу.
Кристин стоит в кухне и гладит свой черный костюм. Она рявкает на нас, когда мы заходим, мы замираем, пятимся назад, снимаем обувь и складываем ее в кучу у двери.
— Ты куда-нибудь уезжаешь? — спрашивает Джим и кивает на костюм.
— У нас встреча выпускников, — отвечает Кристин.
Я выглядываю в окно, чтобы узнать, не появился ли Элвис.
— Почему?
— Элвис не приходил?
— Потому что двадцать лет назад мы закончили школу. Что ты сказал, Ким?
— Ты кормила Элвиса?
— Нет, я его не видела.
— Где, здесь в городе?
— Нет, конечно же в Мальмё.
— Может, он переселился в другой сад?
— О, боже! В Мальмё! — восклицает Джим. — И когда?
— Вынеси ему сухой корм, и он сразу объявится.
Я открываю кладовку и достаю упаковку «Вискаса» с рыбой. Корм почти закончился. Элвис любит «Вискас». Но к обычной рыбе даже не притрагивается. Однажды мы с Джимом принесли домой связку окуней, он лишь понюхал их и ушел. Наверное, он такой же защитник животных, как Пия-Мария. Я вытряхиваю в миску весь корм до последнего кусочка и засовываю пустую упаковку в пакет с газетами.
Джим и Кристин устроили словесную дуэль о том, как дешевле всего доехать до Мальмё: на высокоскоростном поезде или на автобусе компании Swebus, но я их не слушаю. Я иду в ванную. Мочусь, не целясь в унитаз, а потом вытираю полкомнаты туалетной бумагой. После этого тщательно мою руки. Слышу, что Джим и Кристин начали ругаться, поэтому не спешу выходить. Я смотрю на себя в зеркало. Вижу свое лицо, разделенное тонкой трещиной на две неравные части. Стараюсь смотреть в глаза своему отражению. Говорю: «Привет, Ким, правда, здорово снова оказаться дома?» Я таращусь в зеркало некоторое время, подыскивая достойный ответ, но не нахожу и просто пожимаю плечами. Выхожу и довольно громко захлопываю дверь, захожу в кухню и сажусь за стол.
— Прекратите уже, — говорю я.
* * *
Около девяти вечера я выхожу на улицу Над кварталом висит полная луна. Опять дует. Порывы ветра дразнят ветви в аккуратных рядах яблонь-китаек. На маленьких газончиках пляшут тени. Я поднимаю воротник и иду к торговому центру.
