Это белокурый мальчик лет трех. Энтони снимает палец со спускового крючка: мальчик как две капли воды похож на того малыша, который за несколько недель до этого обнял его, когда он плакал в одиночестве на скамейке. Неужели это он и есть?
Мальчик в машине, не отрываясь, смотрит на Энтони, не понимая, что происходит. Ему интересно, что этот дядя и мама делают там, снаружи, прижавшись к стеклу машины.
Энтони вспоминает, как хорошо ему стало в тот день, как тепло, когда мальчик прижался к нему, чтобы «прогнать грустность».
А малышу хочется, чтобы мама поскорее сказала дяде «до свидания» и вернулась в машину, потому что дома их ждет папа, да к тому же ему очень хочется кушать.
Да, правда, Энтони избавился тогда от боли, но всего лишь на несколько часов. Тепло отданной ему любви недолго продержалось под напором ледянящего зова яда, заполнившего его вены.
Потому что для Энтони лишь одно имеет значение — унять боль. Смягчить ломку.
Накормить чудовище. Ибо чудовище голодно.
— Три.
Звук выстрела резко отдается на пустынной улице.
Пуля прошивает живот женщины, та падает, истекая кровью; из машины слышится вопль малыша.
В большом доме напротив открывается окно, потом другое; Энтони спасается бегством, бросив карточку и сумку, в одной руке у него всего несколько купюр, в другой — дымящийся пистолет.
— Все. Возвращаемся.
Свет, заливающий Сад, кажется мне холодным, царящая в нем тишина — ледяной.
— Эта женщина умрет?
— Она уже умерла.
— Как же так, черт возьми?! Я сделал все, что было нужно! Я отдал любовь этому подонку, а он видел мальчика, там, в машине! Он не должен был стрелять! Почему же он выстрелил, почему?
— Потому что это не всегда срабатывает. Власть Любви — это не волшебство, иначе человечество уже давно достигло бы совершенства. Мне очень жаль, но ты должен помнить, что сделал все, что был должен.
— И это ни к чему не привело!
— А это еще не известно! Может быть, благодаря тебе воспоминание об этом мальчике будет терзать его всю жизнь, и он никогда больше не пойдет на убийство.
— Ерунда…
— Нет. Это называется надеждой. И это очень важно. Благодаря этому мир и меняется — постепенно.
— Какая, к дьяволу, надежда? Ты сам видишь, что тут надеяться не на что. Каждый раз одно и то же: я и надеялся, и верил в человечество, все зря, потому что результат всегда один: насилие, страдания, везде и всюду. Я больше не могу. Я подарил этому типу любовь, а он пошел и убил! Можешь говорить что угодно, но эта женщина погибла на глазах у собственного ребенка, ужас, так что вся эта затея оказалась ни на что не годной. И место это тоже ни на что не годно, как и все твои дурацкие Власти. В общем, все — я хочу уйти.
— Куда?
— Я хочу покинуть сад! Дай мне руку, проделай этот фокус со светом — все, я уматываю, всем привет!
— Это в тебе говорит разочарование, ты слишком расстроен…
— Да, именно! Я разочарован и расстроен, а впрочем, я здесь только и делаю, что разочаровываюсь и злюсь. Надоело! Все, решено — я ухожу.
— Ну пожалуйста, попытайся…
— Кто тут решает, когда мне уйти, — я или ты?
— Ты. Только ты…
— Тогда делай что я сказал. Это единственный раз, когда я могу заставить тебя что-то сделать, не могу лишить себя такого удовольствия. Ну же, давай сюда руку и врубай свет!
Он нехотя берет мою руку, которую я уже несколько секунд сую ему под нос. От этого соприкосновения моя кожа начинает излучать слабый свет.
— Подожди, прошу тебя, потерпи хотя бы до завтра…
— Нет, ничего я больше ждать не буду. Ничто меня здесь больше не удерживает. Ничего больше не хочу, только забыть все это. Лучше уж небытие, чем смотреть на это человечество, от которого меня тошнит.
Свет уже стал ярким и теплым. Он заливает наши ладони и начинает подниматься по моей руке вверх. Скоро конец. Я смотрю Богу в глаза, в последний раз, сейчас я распрощаюсь с ним, но тут он спрашивает:
— От Лео тебя тоже тошнит?
— Конечно, нет. Я его люблю всем сердцем.
— А что, если я скажу тебе, что Третья Власть даст тебе возможность в последний раз поговорить с ним?
Я немедленно отпустил его руку; свет тут же исчез.
— Что? Что ты сказал?
— Я говорю, что благодаря Последнему часу ты сможешь, если захочешь, поговорить с твоим сыном. Повидаться с ним. И с Ивуар тоже.
— А ты, часом, не врешь? Ну, чтобы я остался здесь?
— Нет, клянусь. В этом и состоит смысл Последнего часа: ты можешь провести час на земле.
— Час на земле… Живым?
— Да! Тебе представляется возможность в последний раз прожить один час на земле. Во плоти.
— Невероятно…
— Ну так ты остаешься?
— Да, я… Думаю, я останусь.
Трагическая смерть несчастной женщины и неожиданная возможность поговорить в последний раз с теми, кого я люблю, — слишком велик контраст эмоций. Мне надо успокоиться. Я сажусь у дерева, закрываю глаза и прижимаю к лицу ладони.
Только что я столкнулся лицом к лицу с самым ужасным, что есть в этом мире: с насилием, смертью, ненавистью, я видел навек загубленные жизни; и вот мне предлагается увидеть лучшее, что может быть: моего сына, семью, любовь. Я мечусь между надеждой и отчаянием.
Через несколько минут Бог тихо говорит:
— Подумать только, ведь ты мог уйти…
— Знаешь, мне действительно очень хотелось этого. Мне так надоело.
— Понимаю, но тем не менее такое решение… Все же ты слишком импульсивный!
— Это ты виноват, ты сделал меня моложе. Когда я был старым, то был спокойнее. Думаю, это время действует так успокаивающе.
— Я знаю и именно поэтому перед использованием каждой новой Власти всех убеждаю не торопиться, выждать время! Чтобы принимаемые вами решения были взвешенны и обдуманны.
— Надеюсь, что я не ошибся, решив пока не уходить. Но если то, что ты только что сказал, — правда…
— Абсолютная правда.
— Тогда это действительно чудесная Власть… Мне даже хочется сказать: наконец-то!
— Я знал, что Последний час тебе понравится. С другой стороны, я впервые раскрываю сущность Третьей Власти так рано…
— Ну вот видишь, это не так и страшно!
— Я сам устанавливал эти правила и вовсе не для того, чтобы их нарушать!
— Ну, все равно, если ты и жалеешь, так теперь уже поздно! Теперь я все знаю и остаюсь!
