На одной из лавок дремал благообразный старичок, на другой сидел высокий мужчина в военной форме, да за окошком, увенчанным вывеской «Касса», виднелась довольно симпатичная девушка.
– Слушаю вас. – Она улыбнулась, стоило Роберту подойти, но как-то вымученно, словно из-под палки.
– Рейс на Владивосток не отменили?
– Отправление через час, – сказала девушка. – Прошу вашу кредитную карту и цифровой ключ.
– Пожалуйста. – Он полез в карман. – Только вот ключ зачем? И почему автоматов нет?
В глазах девушки мелькнуло удивление, сменившееся откровенным испугом.
– Мы действуем согласно закону о военном положении, – сказала она, – ваш ключ, пожалуйста.
– Хорошо. – Роберту почему-то стало противно, словно вступил во что-то вонючее, донельзя мерзкое.
Он отдал ключ и карту, через минуту получил их обратно вместе с пластиковым квадратиком билета.
– Отправление в тринадцать сорок пять с первого терминала, – сказала девушка. – Вы можете подождать тут.
Роберт кивнул и зашагал к выходу.
Оставаться внутри ему совершенно не хотелось.
* * *
С близкого расстояния автобус выглядел еще хуже, чем издали. Из-под облезшей краски выпирал металлопластик, окна казались мутными, как вода в торфяном болоте, а дверца открывалась с глухим лязгом.
– Слушай, приятель, – сказал Роберт, – я не уверен, что эта штука доедет до Владивостока.
– Не уверен, оставайся тут, – мрачно заявил водитель, узкоплечий, тощий китаец. – Что я, виноват, что все нормальные автобусы реквизировали для нужд армии, а нам оставили это старье?
И он кинул опасливый взгляд в сторону автостанции.
– Не виноват, – ответил Роберт и полез в салон, где безраздельно властвовал запах жженой резины.
Выбрал одно из выглядящих целым кресел и запихнул рюкзак в расположенную над ним полку. Когда сел, то кресло заскрипело, точно целый отряд жалующихся старух, но выдержало.
Роберт облегченно вздохнул и собрался закрыть глаза, чтобы подремать, но тут его окликнули:
– Прошу прощения, господин солдат.
Говорил устроившийся через проход старичок, тот самый, что дремал в зале автостанции, и на морщинистом лице блестели любопытством темные, как кусочки угля, глаза.
– Да? – отозвался Роберт, понимая, что о сне скорее всего придется забыть.
– Вы ведь из действующих частей, как я вижу?
– Так точно.
– Не могли бы вы рассказать, как наша доблестная армия громит врага? – Старичок интересовался совершенно искренне.
– Да не то чтобы… – сказал Роберт и замялся, вспомнив предупреждение командира полка насчет болтовни.
– Вы не бойтесь, – старичок понизил голос и подмигнул: – Я никому-никому не скажу, о чем мы говорили.
Роберт окинул взглядом полупустой салон, услышал лязг закрывающейся дверцы и неровное гудение заработавшего мотора.
– Да не о чем особо рассказывать, – сказал он, пожав плечами. – Мы в форсеров стреляем, они в нас. Вот и все.
– А правда, что они едят сырое человеческое мясо?
– Не видел такого. – Роберт подумал, что старичка могли в связи с военным положением выпустить из психушки.
Но тот не выл, пену изо рта не пускал и вообще вел себя на диво спокойно.
– А в новостях недавно передавали, что всех жителей Сокара они уже съели, – сказал он.
– Так мы эту планету в самом начале войны потеряли, – удивился Роберт. – Откуда можно знать, что там творится?
Автобус, лязгая и покачиваясь, отъехал от автостанции и вырулил на улицу.
– Разведка там, шпионы всякие… – изрек старичок, пожевав губами.
– Не очень мне в это верится. – Роберт покачал головой и выглянул в окно, где наткнулся взглядом на еще один плакат – охваченный пламенными языками зеленовато-голубой шар планеты и улыбающегося толстомордого солдата без шлема, но в бронекостюме и со шлангом в руках.
Явившаяся на его месте надпись гласила: «Затушим пожар Галактической войны!»
Роберт поспешно отвернулся и спросил:
– А чего вообще о ходе военных действий слышно? У нас, на передовой, как-то некогда за новостями следить.
– Говорят вроде много, да как-то бестолково, – вздохнул старичок. – Каждый день сводки передают, да только в них трескотня одна. С Сибири врагов вышибли, чуть ли не миллионы форсеров там положили. А в других местах вроде бы все без перемен…
– «На западном фронте без перемен», – пробормотал Роберт, вспоминая название читанной еще в детстве книжки.
– Что-что?
– Это я так, про себя. Меня, кстати, Робертом зовут. Отпустили вот, родных навестить. А вы куда едете?
– Тоже к родным. – Старик помрачнел. – Цинь Ся имя мне. Дочь два дня назад похоронку на мужа получила. Вот, еду к ней…
– Похоронку? – не понял Роберт.
– Ну, извещение о том, что он пал смертью храбрых где-то на Антионе, – сказал Цинь Ся. – Ей, как вдове героя, павшего за человечество, пенсия положена, да разве деньгами человека заменишь? Да и дорожает все с каждым днем, не приведи Единый. В магазин ходить боязно. Скоро, говорят, и вовсе свободную продажу отменят, будут продукты распределять…
Старик рассказывал, Роберт кивал, время от времени поглядывая в окно.
Автобус давно покинул Канге и мчался на северо-восток, через бескрайние поля Маньчжурии.
* * *
Солнце, раскаленное, как плазмоид, медленно опускалось к горизонту. Казалось, что Золотой Рог заполнен не водой, а расплавленным металлом. От серых волн шел едва заметный запах водорослей.
Усыпанный белым песком пляж, несмотря на царящую над Владивостоком жару, был пуст.
– Сомий хвост, – пробормотал Роберт, вспоминая, что раньше, когда он еще жил здесь, купальщиков можно было увидеть даже в зимнюю полночь, а уж летом на пляже было тесно…
Во Владивосток Роберт приехал тридцать минут назад, распрощался с Цинь Ся и первым делом отправился на берег моря, чтобы вдохнуть его запах, а если получится, то и окунуться.
Но на пустом, точно мертвом пляже купаться не хотелось.
Роберт отвернулся от воды и прикусил губу, раздумывая, кому из приятелей можно позвонить и попроситься на постой: так… Мишка Кликин не подходит, он женат; Леня Гурский переехал куда-то в Индию… остается Сашка Батченко, последний раз, когда созванивались, незадолго до войны, он был холост и работал ведущим инженером в одном из НИИ, так что вряд ли его забрали в армию…
Трубку долго не брали, и Роберт хотел дать отбой, когда раздался щелчок и низкий Сашкин голос сказал:
