– Ты это серьезно?
– Конечно, нет, – мрачно улыбнулся Уилсон. – Но это мое предположение говорит о том, насколько сложно, если вообще возможно, логически объяснить произошедшее. Ты же слышал, как умер Билл Девайн, правда?
– Выстрелил сам в себя.
– Несколько раз. И знаешь куда?
– Нет.
– Сначала он прострелил себе левую ногу. Потом правую. Потом сделал дырку в правой руке. Потом в животе. И наконец, выстрелил себе в голову, для чего засунул дуло в рот и направил его вверх. Ему снесло всю черепушку.
– Боже правый…
– Теперь простой вопрос: как ему все это удалось? Как ему физически удалось совершить самоубийство таким образом?
– Так ты думаешь, что это не самоубийство?
– Этого я не говорил. Я просто спрашиваю: как ему удалось убить себя после трех серьезных ранений? Как он вынес эту боль? А после выстрела в живот? Он должен был скончаться от этого выстрела. Потеря крови и повреждение внутренних органов. У него не должно было остаться сил ни на что, кроме как свалиться на пол. Но, как оказалось, и сил было достаточно, и присутствия духа, чтобы выстрелить себе еще и в голову… – Уилсон помолчал. – Вот поэтому я и считаю, что существует какая-то связь с другими убийствами. Об этом говорят жестокость и необъяснимость резни; неважно, направлена она на самого убийцу или на его близких. И не надо забывать о схожести биографий убийц. Все это напоминает мне плохой научно-фантастический фильм, в котором вирус каким-то образом передается от человека к человеку и заставляет их совершать акты жестокости.
Брайана так и подмывало рассказать коллеге о письме своего отца, но вместо этого он заметил:
– Так что инбридинг [44] в этом случае – не такое уж невероятное предположение.
– Правильно, – согласился Уилсон.
Он указал на одну из фотографий – это был не снимок жертв, а самого места преступления: спальни в доме Стюартов. Пальцем журналист провел по периметру фотографии – казалось, что изображение намеренно забрано в рамку из пышных домашних растений.
– Я внес свой в клад в создание нек… то есть рассказал подробности о финансовых сделках, поделился кое-какими биографическими данными и все такое, хотя сам некролог написал Макэлвой. Каким-то образом ему удалось заполучить заявление вдовы Девайна. То есть поговорить с ней, а не повторять чепуху, которую написал их домашний спец по связям с прессой. Потом он сказал мне, что женщина говорила странные вещи. Он не стал о них упоминать, потому что в этом не было никакого смысла, и возможно, что говорила она в состоянии шока, но вдова сообщила, что домашние растения у них в доме вдруг стали расти невероятно быстро и с этим ничего нельзя было сделать. Меня почему-то это насторожило. Но потом я вспомнил, что, когда мы были в офисе у Девайна, я обратил внимание на растения. Это были просто заросли. Ты не заметил?
Брайан ничего не заметил, но теперь, когда он стал вспоминать их визит, ему показалось, что в помещении действительно было слишком много листьев. Хотя со всем этим открытым пространством и лампами на потолке это просто могла быть задумка дизайнера.
– А теперь посмотри на это фото…
Брайан посмотрел на фото спальни Стюартов. Фантазия фотографа поместила сцену в подобный антураж или нет, то, что спальня выглядит как джунгли, было очевидно.
– Вся усадьба Тома Лоури заросла экзотическими растениями.
– Считаешь, это что-то значит?
– Не знаю, – признался Уилсон. – Но если мы ищем нечто схожее, то нельзя не обратить на это внимание.
– Но растения…
– Здесь вообще ни в чем нет логики…
– И все-таки ты в это веришь?
Уилсон опять кивнул.
– А ну хватит, вы оба. Пора работать, – мимо них опять проплыл Спраг.
– Как продвигается опрос по поводу Чарли Брауна? – поинтересовался Уилсон.
Вместо ответа Спраг оскалился и показал средний палец. Брайан рассмеялся.
Уилсон направился к своему столу, жестом пригласив коллегу пойти с ним.
– У меня есть видеозапись, – сказал он после паузы.
– Самого убийства?
– Нет. Не совсем… но… – Уилсон замолчал, на лице у него промелькнуло выражение тревоги и мрачного предчувствия. Он вытащил из ящика ничем не примечательную черную видеокассету. – Это из офиса Девайна. Кое-кто из сотрудников «Оклатекса» незаметно передал ее мне. По идее, у меня ее не должно быть…
– А кто передал? Та секретарша?
– Не скажу. Но я хочу, чтобы ты посмотрел ее, а потом сказал, что ты об этом думаешь. Иди в конференц-зал. Там есть телевизор с видеомагнитофоном.
– А что…
– Просто посмотри, – повторил Уилсон.
С тяжелым чувством, но заинтригованный, Брайан сделал то, что сказал ему коллега. Он запер дверь конференц-зала, включил телевизор, вставил кассету в видеомагнитофон и стал смотреть.
Видео было черно-белым. Появилась надпись: Вот где все началось. После этого экран стал черным. Камера отъехала, и оказалось, что в темноте скрывается раневой канал в груди мертвого человека. Брайан был не совсем уверен, что это человек. Очертания головы и ног расплывались, в фокусе находилась только средняя часть туловища, а голова по своей форме казалась сильно измененной, слишком большой и неправильной, чтобы принадлежать человеческому существу. Потом сцена изменилась, и теперь Брайан видел то, что на первый взгляд показалось ему лесом, но вскоре выяснилось, что так выглядит обыкновенная лужайка глазами жука. Камера двигалась сквозь траву, и ее стебли становились все больше похожи на людей. Брайан не мог определить, есть ли здесь компьютерная графика или другие кинопримочки, такие как небольшое изменение освещения или угла объектива камеры.
В центре экрана стебель растения призывно изгибался и был похож на женщину – больше, чем может походить стебель; более всего он напоминал тело экзотической танцовщицы.
На экране промелькнуло тело настоящей танцовщицы. Она двигалась слишком быстро, чтобы ее можно было рассмотреть, и танцевала на грязной и плохо освещенной сцене, но ее расплывшаяся голова казалась слишком большой, и с руками явно было что-то не то.
Брайан почувствовал, как его охватил холод. На экране возникла внешняя стена здания и часть неоновой надписи на бетонной стене, прямо над ничем не примечательной дверью. После этого по экрану разлилась блестящая черная лужа – возможно, масло, а возможно, и кровь. В последнем кадре появился крупный план удивительно неэротичного влагалища, которое каким-то образом напоминало рану в груди мужчины, показанной в самом начале фильма. Видео шло без звука, так что в зале было слышно только собственное прерывистое дыхание Брайана, глуховатый шум кондиционера и еле слышное шуршание кассеты. Отсутствие звукового сопровождения добавило нервного напряжения и делало запись более реальной, как будто показанные вещи были не постановочными, а сняты кем-то, кто оказался в нужное время в нужном месте.
