— Каури! Каури пришёл! — закричали близнецы и запрыгали на месте.
Каури был тут же представлен папе, а мама пригласила его к столу. Каури развернул пакет и достал оттуда картину. Это была акварель, которую он рисовал в саду возле дома. Каури вручил картину маме.
Мама повернула её, чтобы всем было видно. На картине над разросшимся садом сияла бледная луна, её серебряный свет озарял извилистую тропинку, которая уходила к берегу реки. Дом тоже был окутан серебряным сиянием, в окнах, как в зеркале, отражался сад и лунная ночь. Это был и их дом, и немного не их. Сад казался родным и знакомым, но в то же время в нём было что-то особенное и необъяснимое. Если долго на него смотреть, в груди начинало что-то щемить.
— Надо же, как красиво, — сказала мама после некоторого молчания. — Мы повесим её на стене в гостиной, рядом с бабушкиным портретом.
А потом Каури достал ещё одну картину. На ней была русалка, длинные волосы которой волнами спускались на плечи, а зелёные глаза смотрели прямо на нас. Большой и сильный хвост изогнулся красивой дугой и, казалось, вот-вот ударит по воде и поднимет фонтан брызг. В одной руке русалка держала большую жемчужину, в другой — серебристую рыбку. За спиной у неё плавали морские коньки, а ещё дальше резвилась стая дельфинов.
Все затихли от удивления. Наконец Эдвард сказал:
— Мне кажется, эта русалка немного похожа на Риту.
И все снова замолчали. Рита не знала, куда деть глаза и что сказать. Щёки её пылали.
— И правда, — согласился папа через некоторое время. — Действительно похожа. Какая вдохновенная работа!
Тут уже и мама подтвердила, что на картине что-то такое, что есть только у Риты. Какая-то загадка в глазах.
Рита мельком взглянула на Каури и поняла, что мамины слова ему очень понравились, хотя он ничего и не сказал в ответ. Все в один голос стали обсуждать картину, удивляться точности деталей и хвалить автора. Рита взяла её в руки и спросила:
— Можно мне оставить её себе?
— Она твоя, — сказал Каури и посмотрел Рите прямо в глаза.
И Рита поняла, что Каури догадался, что он почувствовал, что с ней произошло что-то необычное, но что она не может никому об этом рассказать. Слов и объяснений не требовалось, рисунок говорил сам за себя.
— Хорошая каравель, — выдохнул Эдвард.
Все улыбнулись, даже Рита. Теперь она смотрела на картину без опаски и смущения. Русалка была стройная и серьёзная и смотрела на Риту так, словно они были хорошо знакомы. Рита поблагодарила Каури, отнесла картину к себе в комнату, поставила на кровать и долго-долго рассматривала.
Когда Рита вернулась в сад, мама уже убирала со стола, а папа беседовал с Каури.
— Все мы когда-то произошли от рыб, которые выбрались на сушу более трехсот миллионов лет назад, — говорил папа. — Мы должны всегда помнить, что жизнь зародилась в воде, в солёной воде океана, что человек состоит в основном из воды. Она для нас просто жизненно необходима. Именно поэтому эту удивительную реку необходимо сохранить и защитить.
Каури кивнул и посмотрел на реку, а Каролина сказала:
— Даже ребёночек в животе у мамы живёт в солёной воде.
«И неосознанно тоскует по этой воде», — подумала Рита, но в слух этого не сказала.
Слушая других, Рита поняла, что её всегда беспокоила судьба водного царства, и что это чувство, сжимавшее её сердце и серой тенью нависавшее надо всем, что её окружало, стало постепенно исчезать. Она рассеянно улыбалась, а папа подмигнул ей, словно догадавшись о её мыслях.
Хотя, конечно, это было невозможно. Эти мысли принадлежали только ей. Ей одной.
И вдруг у ней в голове всплыли строчки, которыми заканчивалась песня Марианны.
Сидел ребёнок у воды, перебирал камыш. И вот услышал он набат — и море спас малыш. 19
Вечером Рита вышла прогуляться на берег реки. Ивы и берёзы стояли у самого края, низко склонив головы над тёмной водой. Их серебристые серёжки были как пушистые птенчики, мягкие и тёплые на ощупь. Деревья отражались в медленно струящейся воде. Низко светило закатное солнце. Рита подумала, что могла бы часами сидеть на берегу, наблюдая за наступлением сумерек.
На улице становилось прохладно, и Рита направилась в сторону шлюзов. Она уже подошла к ним довольно близко, когда заметила, что на одном из затворов, как ей показалось, сидят русалки и расчёсывают свои волосы.
Вот бы они бросили ей свой жемчужный гребень? А может быть, они споют для неё? Узнают ли они её вообще?
Рита как будто даже узнала фигуру Ингелы и быстро прибавила шагу. «Неужели это и правда Ингела?» — едва успела она подумать, но русалки вдруг бросились в воду и в одно мгновение исчезли. До Риты донеслась только тихая песня, но настолько далёкая, что слова её разобрать было почти невозможно. Кто же это пел?
А поток всё кружит и ласкает меня, И шумит глубина подо мной, И змея темноты, голубая змея, Шепчет нá ухо нежно: «Постой!..» Когда Рита дошла наконец до шлюза, на воротах уже никого не было. Но вода возле них казалась изумрудной и пахла глубиной и тайной. Впрочем, как и всегда.
Однако, несмотря на случившееся, Рите не стало грустно. Ещё бы, уж она-то точно знала, что где-то в глубине морей жили и продолжают жить русалки, и, возможно, будущим летом они снова покажутся ей. Или пришлют весточку, которую прочесть сможет только она одна. А может быть, она ещё услышит звон колокольни из Жемчужной деревни. И когда-нибудь она непременно встретит дельфинов или китов и обязательно будет с ними разговаривать.
И она подумала, что, пожалуй, можно будет рассказать Мире о том, что с ней произошло этим летом, хотя бы чуть-чуть.
Рита посидела ещё немного на скамейке, послушала, как шумит порог. Потом встала и направилась обратно к дому. На улице заметно похолодало, но на веранде всё ещё было тепло. Мама кормила Нестора. Она держала его на руках и гладила по круглой головке, словно это была самая драгоценная в мире жемчужина.
