Повар практиковался в рецептах всю неделю. Николас вместе с Грувером упаковали два ящика восхитительных мясных и овощных блюд, пирожных и кексов и отнесли их в карету. Лучше отвезти излишек Крейнам, чем позволить всему этому пропасть.
К тому же это прекрасная возможность навестить своего работника и самому посмотреть, как тот поживает.
Томас Крейн встретил Николаса у порога. Рука у него больше не была прибинтована к телу, но ребра, очевидно, еще болели. У него на лице появилась радушная улыбка. – Мистер Холлидей! Заходите. Николас вместе с Грувером внесли ящики в дом и поставили их на стол, покрытый яркой лоскутной скатертью. Буйство красок изумило Николаса. Он огляделся вокруг и заметил ярко-оранжевые кухонные шторы, которые, он мог бы поклясться, были из атласа.
В другой комнате окно украшали голубые шторы. Все ткани были новыми и блестящими и казались неожиданными в этом доме, хотя без них он выглядел бы особенно унылым и бесцветным.
– Доктор сказал: уже через недельку повязки можно будет снять, и я стану, как новенький, – сообщил Томас.
– Именно это я и хотел услышать, – улыбнулся Николас.
– Я не ждал вас, – сказал Томас и обернулся, чтобы позвать жену.
Она появилась на пороге с крошечной девочкой на руках. Когда Николас увидел на ребенке платье из темно-пурпурного атласа, он недоуменно взглянул на Грувера.
По губам Грувера пробежала усмешка.
– Я подожду на улице, сэр, – сказал он и вышел из дома.
– О, мистер Холлидей! – Мэри Крейн опустила ребенка на пол и застенчиво поправила волосы, собранные в аккуратный пучок. – Выпьете чашечку кофе или чаю?
– Я… – хотел было отказаться Николас, но она перебила его:
– Вода уже вскипела. Чаю?
– Это было бы чудесно.
– Тогда присаживайтесь, – предложила она, указывая на место за столом. Она подошла к столу, чтобы убрать ящики, но он опередил ее и поставил туда, куда она показала. Затем он устроился за столом, а Томас сел напротив.
– Вы можете пригласить других гостей и устроить небольшой праздник, – сказал он.
Мэри поставила на стол чашки, затем, заглянув в ящики, завизжала от удовольствия.
– Какая замечательная идея! – воскликнула она. – У нас будет вечеринка! У меня даже есть красивое новое платье!
– Скажи спасибо миссис Холлидей, – заметил Томас. – Она просто ангел. Мэри молится за нее каждую ночь. Правда, Мэри?
Его жена радостно закивала.
– Это так.
– Передавайте ей наши самые лучшие пожелания, – добавил Томас.
– Маме? – уточнил Николас.
– Ей, конечно, тоже, – быстро ответила Мэри, – но Том имел в виду вашу невестку.
Клэр?
– Да, добрейшая Клэр, – ответила она. – Она приезжала каждый день, пока я болела. Она заботилась о малышах, а когда Элиссу тоже начало лихорадить, Клэр ухаживала за ней, как родная мать.
Николас молча смотрел в свою пустую чашку.
– Мы вам тоже благодарны за продукты, которые вы присылали, – поспешил добавить Том. – А из материала, который она подарила Мэри, получились обновки для всех наших малышей. А свое платье Мэри бережет для особых случаев, и теперь ей представится возможность надеть его.
Мэри Крейн разлила чай.
Николас же изучал лоскуты на скатерти. Это все Клэр им подарила?
Его озарило некое воспоминание. Тогда он был в шоке и печали, но сейчас отчетливо вспомнил, как открыл сундуки, которые передали ему служащие железной дороги. Помнится, горы ярких вечерних платьев с откровенными декольте и дамское белье из одного кружева смутили его. Именно тогда он, закрыв сундуки и отправив их домой, попросил медсестер в больнице купить Клэр одежду и все необходимое для дороги.
И она отдала всю свою одежду семьям рабочих?
Еще она ухаживала за женой и ребенком Томаса, пока те были больны. Он чувствовал себя идиотом. Почему она не сказала ему?
Он выпил свой чай и поспешил откланяться.
– Ты знал обо всем?
Грувер кивнул, пряча улыбку.
– Я, м-м, привозил ее сюда несколько раз, сэр.
– Почему никто мне ничего не сказал? – хмуро поинтересовался Николас.
– Я не думал, что это мое дело, сэр, – ответил кучер, придерживая открытой дверь экипажа и разглядывая что-то на облачном небосводе.
– С сегодняшнего дня я хочу знать, куда ты возишь миссис Холлидей.
– Обеих миссис Холлидей?
– Нет, только молодую миссис Холлидей.
– Хорошо, сэр.
Закрыв дверцу, Грувер забрался на козлы. Николас лениво изучал ряд потрепанных домишек, в которых жили рабочие. Интересно, почему у Клэр были такие диковинные платья? Если это всего лишь следствие ее плохого вкуса, то ему хотелось бы знать причину, по которой она решила избавиться от них.
А тот факт, что никто не сказал ему о благородных визитах, и вовсе раздражал его. Эта благотворительность в сочетании с сегодняшним утренним инцидентом превращали ее в весьма подозрительную особу, каковой он всегда ее и считал. Клэр что-то вынюхивает.
Но только вот что?
Голова у Сары кружилась от царящей в ней неразберихи. Она не представляла, что ей делать дальше. Ожидая возвращения Грувера, она ходила взад и вперед по дугообразной подъездной дорожке у дома, не обращая внимания ни на боль в ноге, ни на собирающиеся на небе облака.
Николас застал ее в своей комнате.
И он был зол. Даже его поцелуй был злым. Почему это не оттолкнуло ее? Почему не остановило?
Почему он это сделал?
Удачные вылазки в кабинет Николаса дали ей ложное чувство уверенности. Она полагала, что вернуть письма тоже не составит труда.
Хотя на самом деле в глубине души она даже радовалась тому, что произошло. Он никогда больше не будет ей доверять, а значит, она никогда не сможет сделать еще раз что-нибудь подобное.
Но поцелуй. Боже, поцелуй. Первый раз был случайностью, но этот поцелуй случайностью не был. Она видела это по глазам Николаса, не скрывавшим желания, чувствовала по напрягшемуся телу.
А она пошла на это. Поощрила его.
Наслаждалась этим.
Что она за женщина? Она уже попала в неприятности, справиться с которыми ей оказалось не под силу. Одному мужчине она уже позволила заглушить голос здравого смысла.
Ее лицо заполыхало от стыда. Неужели она из тех глупых женщин, которые думают, что любят каждого мужчину, с которым знакомы? Николас не был даже милым.
Однако ее трепещущее сердце тут же опровергло эту мысль.
Она идиотка, что думает об этом сейчас. Она собирается на железнодорожную станцию, чтобы встретить женщину, которая окончательно решит ее судьбу.
