Глаза и руки делали своё дело. На бумаге уже зеленела озимь, деревья своими голыми ветками тянулись к низким облакам, в речной глади, как в зеркале, отражался маленький голубой просвет в небе.
— Откуда он взял такие облака?
— И берёзы не там, — критиковали мальчишки за спиной.
— Прикуси язык. Это ж чемпион по боксу.
— А рисует, как девчонка.
— А ну, кыш отсюда, — не выдержал, наконец, Даумант.
Мальчишки бросились врассыпную. Какое-то время было спокойно, потом появились другие любопытные. Но особенно они его не волновали. Мальчишки есть мальчишки.
Холод пробирался за шиворот. Ветер пригнал тучи, и они быстро затянули небо. Большими холодными каплями пошел дождь. Положив рисунок в папку, Даумант поспешил домой.
Кухню до самого потолка наполнял аромат кислых щей. На плите призывно свистел чайник. Мать, улыбаясь, поставила перед сыном полную до краёв тарелку. Отец, на этот раз трезвый, смотрел хоккейный матч между рижским «Динамо» и московским «Спартаком».
— Г-о-о-л! — раздался из соседней комнаты крик брата. — Молодец, Балдерис!
С тарелкой в руках Даумант присел рядом.
— Кто выигрывает?
— Наши ведут.
— Шайбу, шайбу, — орала публика.
Приятное тепло разлилось по всему телу. Даумант погрузился в семейный уют. Нечего пищать: ему совсем неплохо живётся. Леону гораздо хуже. И Байбе тоже. А разве Том в своём шикарном особняке всегда счастлив?
— Г-о-о-л! Пять три в пользу наших. Ещё пять секунд до конца игры. Три, две… По-бе-да! — спортивный комментатор ликовал вместе с тысячеголовой толпой болельщиков.
* * *
Однажды субботним вечером Даумант сидел рядом с комнаткой вахтёра. Занятия закончились, кабинеты заперты, помещения прибраны. Из спортивного зала доносится песня ансамбля девушек.
Последняя репетиция. Завтра финал телевизионного конкурса.
— Не чисто. Альты ещё раз.
Песня начиналась снова.
— Ритм, ритм, Байба, ку-ку, не мечтай. Устали, да? Сядем на минутку, передохнём.
Громкий взрыв смеха. Даумант не выдержал и заглянул в зал.
— Байба, ты не ушиблась? Помните, Эрика тоже упала. Наверно, стул тот же самый. Отставьте его в сторону.
— Девочки, какой со мной вчера случай был! Слышу, кто-то скребётся у двери. Открываю — кот, огромный, пушистый, хвост трубой. Смотрит на меня своими зелёными глазищами и мяукает. Обошел квартиру, потом устроился на диване и замурлыкал. Наш терьер Джерри смотрит, в глазах ненависть и дрожит от злости: как этот чужой бродяга осмелился хозяйничать в его владениях?
Руководитель ансамбля Барбара Осе понимала: девочкам надо отвлечься.
— Отдохнули? Встаём. Второй куплет без вступления. Три-четыре и…
— Что ты здесь торчишь? — спросила гардеробщица. — Почему не идёшь домой?
— Т-с-с-с, — Даумант приложил палец к губам. — Слушаю бесплатный концерт.
— А-а-а, — протянула тётушка и, шаркая ногами, обутыми в старомодные боты, вышла на улицу.
«Ну сколько можно одно и то же!» — начал проявлять нетерпение Даумант.
— Причешитесь получше, платья погладьте как следует, туфли не забудьте. Инта, ты слышишь? На вас будут смотреть сотни тысяч зрителей.
— У меня ноги подкашиваются, как подумаю об этом. Сам Гвидо Кокаре руководит ансамблем девушек из Огре. Где нам с ними тягаться?
Девочки, без умолку болтая, направились к выходу.
— Байба, — позвал Даумант. — Я хочу показать тебе кое-что, не пожалеешь.
— Что же?
— Секрет. Идём.
Холодный воздух ударил в лицо. Байба плотнее обмотала шею шарфом.
— Ну и зимушка в этом году. Мороз да мороз. Надоело.
Белый, недавно выпавший снег хрустел под ногами.
— Как будто жалуется на что-то, — задумчиво сказала Байба.
— Дай свою сумку и сунь руки в карманы.
— А ты?
— А у меня варежки тёплые. Мама связала.
Деревья и кусты на берегу канала цвели белыми пушистыми цветами из инея. Ветки плакучих ив напоминали застывшие водопады.
«Если б можно было эту красоту нарисовать!» — тайком вздохнул Даумант.
Белоснежные узкие улочки и домики старой Риги выглядели празднично нарядными. Часы Петровского собора пробили шесть раз.
У Дворца пионеров Даумант остановился.
— Вот и пришли.
— Ты что, снова в пионеры собираешься вступать? — засмеялась Байба.
— Сейчас увидишь.
Даумант взял Байбу за руку и повёл вверх по лестнице.
— Ай!
В ярком свете прожектора на них смотрела мохнатая бычья голова, пламенели летние цветы, волновалось пшеничное поле с золотистыми колосьями и синими васильками. Чуть дальше отражались в Даугаве дома старого города. Тихо звучала музыка Раймонда Паулса, знакомая и близкая, как народная песня.
— Автор этих гобеленов — Эдите Вигнере, сестра Раймонда Паулса, — шептал Даумант. — Что брат выражает в музыке, то сестра красками в своих гобеленах.
— Какой бы ты выбрал себе?
— Этот, — Даумант указал на триптих под названием «Вселенная».
В чёрном космическом пространстве серебристо мерцали далёкие галактики. На полу у ног наша зелёная Земля с горами, низинами, голубыми водными просторами. И, наконец, вершина творения природы — мужчина и женщина на цветущем лугу.
— Я бы повесил его во Дворце бракосочетаний, и кругом поставил бы много горящих свечей, как у икон в церкви.
— Музей через пять минут закрывается, — напомнила смотрительница зала.
Мороз пощипывал нос и уши. Люди спешили по домам укрыться в тепле, а Байбе и Дауманту не хотелось расставаться.
— Жаль…
— Чего жаль? — спросил Даумант.
— Что сказка кончилась.
— Нет, она продолжается. Представь, что сейчас не двадцатый век, а, скажем, шестнадцатый. Уже поздно. На улицах темно и тихо. Спрячемся, идёт ночной дозор, а у нас нет с собой фонаря. — Даумант потянул девушку в ближайший дворик.
— Какой ночной дозор? — заинтересовалась Байба.
— Вооруженные секирами стражи ходили по узким улочкам города и следили за порядком. Каждый запоздавший прохожий носил с собой фонарь. Часы были только на соборных башнях, поэтому каждый час ночные сторожа пели свою песню.
На улице Маза Пиле прожекторы высветили три старинных дома с крутыми черепичными крышами и решетчатыми окнами. В одном из них горел свет.
