После завтрака дети побежали к сараю за ведрами для ягод. На долю Робина пришлось целых два, в то время как Бонни, Понзо и Дорана взяли по одному. Было свежо, прохладный туман заполнил своды лабиринта белым, пахнущим грибами дымком.
– Придется тебя кое-чему научить, – сказал Бонни. – Главное, остерегайся ос. В кустах можно наткнуться на гнезда. Если их потревожишь, они набросятся на тебя и закусают до смерти. Мексиканские осы – просто звери. Попадаются и змеи. Когда идешь, притопывай ногами: змеи глухие, но чувствуют, когда земля трясется, и уползают. Теперь ты все знаешь. С этого момента ты замолкаешь, и упаси тебя Бог открыть рот.
– Пусть молчит, – поддакнула Дорана, – ведь он еще маленький и не умеет говорить.
– Вот уж точно! – одобрил Понзо. – Такие младенцы могут только проситься на горшок: пи-пи, ка-ка…
Все дружно расхохотались, придя в восторг от дополнительных правил игры, предложенных Дораной, и решили, что ежедневно Робин будет узнавать какое-нибудь новое слово. Если ему захочется поболтать, то он обязан использовать лишь свой небольшой словарный запас, который будет пополняться по крупицам.
– Почему вы не разрешаете мне разговаривать? – не выдержал мальчик. – Слова вызывают у вас страх?
– Это в твоих же интересах, безмозглый кретин! – зарычал Бонни. – А уж тебе-то следовало бы знать, что у нас в голове есть определенное количество экземпляров каждого слова. Представь прилавки в магазине, чтобы тебе было яснее. Например, в одном уголке свалены десять тысяч экземпляров слова дом, в другом – пять тысяч слова очаг, и так далее… Каждый раз, когда ты произносишь какое-нибудь слово, безвозвратно исчезает один экземпляр, понимаешь? Использовав весь запас, ты уже не можешь больше употреблять это слово. Даже если приложишь все усилия, язык не повернется. Вот почему старики так плохо говорят – они израсходовали весь свой запас. Поэтому нужно экономить, а не тратить слова попусту, иначе станешь немым. Особенно если учесть, что слова на складе хранятся не в равных количествах. Есть редкие, с ними следует быть осторожным, может, их всего-то десяток на полке.
– Конечно, – мечтательно заметила Дорана. – Любовные словечки, например.
– Или что-нибудь насчет секса, – с видом знатока добавил Понзо.
Робин сдержался, чтобы не улыбнуться. Наивная поэзия этой теории невольно его растрогала. Он спросил себя, неужели дети действительно верят в подобную чепуху? Или дед выдумал такой способ заставить их поменьше разговаривать?
– Про смех можно сказать то же самое, – продолжал Понзо. – Если человек потратит весь запас смеха, он останется грустным до конца дней.
– Вот почему нельзя все время хохотать, – подтвердила Дорана.
– Правильно, – подвел итог Бонни. – Нужно оставить на потом. Если все разбазаришь в детстве, то проживешь немым и печальным остаток жизни.
Все дружно взялись за работу и целый час не разговаривали – только мурлыкали себе под нос песенки собственного сочинения. Псалмы, смысла которых они, разумеется, не понимали, детская фантазия превратила в забавные считалочки. Ладони Робина горели огнем, он постоянно натыкался на колючки. Было от чего прийти в бешенство: он демонстрировал редкую неловкость в деле, с которым трое недоумков, претендующих на родство с ним, справлялись просто блестяще. В лабиринте они были отрезаны от остального мира, лишь небо виднелось над головой. Фермы как будто не существовало. Нужно было взобраться на лестницу, чтобы разглядеть ее из-за кустарника. Робин старался не отставать от ребят, чувствуя, что в одиночку ему отсюда не выбраться. Прихотливые изгибы живого коридора вывели их к яме, напоминающей воронку естественного происхождения, загроможденную стволами деревьев. В этом кратере, расположенном в самом центре поместья, доживали свой век останки трактора, постепенно превращающиеся в груду ржавого хлама. Очевидно, трактор скатился по склону и, перевернувшись, упал на дно ямы.
– Здесь Джедеди убил нашего отца, – задумчиво произнес Бонни. – Старик обрушил трактор прямо ему на макушку. С тех времен ничего не изменилось. Дед не захотел вытаскивать машину, сказав, что для сбора ягод она бесполезна.
Дети подошли к краю воронки. Можно было без труда различить следы обвала, сопровождавшего падение трактора. Конечно, если человек находился в яме, то смерть его была неминуемой.
– Это наше кладбище, – прибавил Бонни. – Если проходишь мимо, нужно прочесть молитву. Когда выучишь побольше слов, ты, младенец, будешь поступать так же.
Дети наклонили головки и сложили ладони на уровне живота.
– И вы не осуждаете деда за содеянное? – не выдержал Робин. – На вашем месте я бы его возненавидел.
Бонни пожал плечами.
– Что ты понимаешь, хлыщ ! – взорвался он. – Отец должен был перехитрить Джеда, а он ввязался в игру, да проиграл. Старика не возьмешь голыми руками. Дед боролся за свою территорию и правильно делал. Когда вырасту, я буду таким же, и если Понзо или ты вздумаете рыть мне яму, я вам тут же сверну шеи. На ферме несчастный случай – обычное дело.
– А может, я тебя угроблю, – хихикнул Понзо. – Может, я разделаюсь с тобой раньше, парень!
– А я? – возмутилась Дорана. – А почему я не могу убить вас обоих?
– Да потому, что ты девчонка! – загоготал Бонни. – К этому времени тебя уже сто раз успеют продать соседскому оболтусу. Обменяют твою задницу на дюжину поросят!
– Не хочу! – затопала ногами девочка. – Только не на поросят! Не на поросят!
Мальчишки продолжали смеяться, а обиженная Дорана заплакала.
– А ну-ка прекратите это свинство! – приказал Бонни. – Вы на кладбище! Здесь могила нашего бедного папочки. Давайте помолимся.
Робину показалось, что он присутствует на спектакле. Ему никак не удавалось понять, разыгрывают его дети или они на самом деле такие безмозглые? Не зная, как ему следует себя вести, Робин принялся «молиться» вместе с остальными.
Джудит стояла у плиты и, полузакрыв глаза, прислушивалась к тихому бульканью варенья. Время от времени она снимала пену и, погрузив в черную жижу деревянную ложку с длинной ручкой, осторожно помешивала ежевичную массу, наблюдая, как она густеет. Горячие испарения жгли ей лицо, щеки раскраснелись. Часто днем, когда кухня накалялась до того, что атмосфера в ней становилась невыносимой, Джудит расстегивала блузку, чтобы немного остыть, и проводила по груди влажной губкой. Плита была очень старой, и ветхие трубы часто приходилось чинить, чтобы не допустить утечки газа. В незапамятные времена Джедеди сам привез эту огромную промышленную установку, приобретенную им в одном из ресторанов Нового Орлеана. Двенадцать конфорок, три духовки и специальное приспособление для разогрева блюд – шутка ли сказать! Понадобилось шестеро мужчин, чтобы выгрузить это сверкающее металлическое чудо из грузовика и перенести на кухню. И не каких-нибудь мужчин, а привыкших ворочать рельсы железнодорожных рабочих, которых Джед нанял для такого случая. Эта громадина, занявшая целую стену, с блестящими ручками для регулировки подачи газа больше напоминала котел пассажирского судна, чем обычную кухонную принадлежность. Джудит по-своему гордилась тем, что умела управляться с плитой, ибо к ней еще нужно было подладиться, знать недостатки, капризы, чтобы зажигать ее без риска взорвать дом.
