— Я тебя не понимаю.
Луис засмеялся.
— Чтобы сделать два шага вперед, иногда нужно сделать один шаг назад. Вот и все. Я избавляюсь от проклятия, а это значит, что иногда я должен ему поддаться, так же как ученику, желающему быть лучшим оратором, иногда нужно быть побежденным в споре, чтобы повысить свое мастерство.
— Я не знаю, что такое оратор, — сказал Гилфа.
Луис улыбнулся.
— На этой земле их немного, сынок.
Они легли спать, даже не позаботившись о том, чтобы перенести костер или трупы. Перед этим они хорошо подкрепились свиной солониной и сушеными яблоками из припасов, найденных у норманнов.
Луис лежал без сна и думал о звучавшем у него внутри вое и о том, что это могло означать. Девушка, которую он искал, была где-то близко, и он мог найти ее. До этого момента он не задумывался, кем она могла быть — прячущейся англичанкой или норманнской княжной. Это не имело значения. За долгие годы он научился отгонять бесплодные размышления и думать только о возможностях, на которые мог повлиять. Англичане, без сомнения, были в беде. Он надеялся, что она норманнка — так ей было бы гораздо легче выжить. Он слышал голос ее руны — значит, она все еще жива. Но сколько это будет продолжаться, если по всей стране орудуют норманны? Он заглушил бесплодные размышления и стал смотреть на огонь, стараясь уснуть.
На следующее утро Гилфа собрал коней и они двинулись на юг, навстречу тяжело висящему горизонту и Луисовой судьбе.
Глава четырнадцатая
Призраки в тумане
Теперь они не могли идти днем и шли, словно волки, ночью, под ледяной луной. Выпал снег, подморозило, и на фоне белой земли деревья казались выкованными из металла. Тола была рада возможности просто идти вперед. Вокруг, будто ночные демоны, маячили столбы дыма: одни — от горящих деревень, другие — от домов и сараев, где останавливались норманны. В этой местности ужас можно было чувствовать на вкус: кислый и жесткий, от которого язык прижимался к нёбу.
Было очень холодно, и жаркие огни пожаров, которые до позднего вечера разжигали неутомимые норманны, разрушая окрестные деревни, дразнили ее. Ночью она видела какие-то фигуры — то были два испуганных пса, сбежавших от резни и пожаров. Они прижимались к оградам и крались вдоль канав и стен. В морозном воздухе ясно различалось пение норманнов. Тола не понимала слов, но точно знала, что эти песни не славят Бога.
Они пробирались через небольшую рощицу. Тропинок не было, и из-за высокой травы рубашка и рейтузы Толы совсем промокли. Пробираясь сквозь туманную завесу, Тола представляла себе, что вся земля в огне, а туман — это дым.
Один из мужчин вдруг заговорил:
— Здесь. Нам надо остановиться здесь. Тут мы укрыты, и, может статься, утром нас не заметят.
— Идем дальше, — сказал Исамар — Нельзя рисковать. На открытой местности нас наверняка увидят.
Вдруг впереди послышался какой-то звук и все, включая Толу, припали к земле. Кто-то шел к ним. Сначала Тола подумала, что это, скорее всего, существо, живущее в окрестностях Йорка. Оно издавало низкий хриплый звук. В тумане казалось, что это какое-то чудовище из сказки — высокое, многоногое, как ползущий по лесу паук. Но прежде, чем разглядеть это существо, она почувствовала его страдания. Это был не паук — это была женщина, которая брела через рощу с детьми, уцепившимися за ее юбку. Она всхлипывала, и дети всхлипывали тоже, скрючившись от холода и медленно пробираясь сквозь лес. На женщине не было верхней одежды — своей шалью она укрыла девочку лет восьми. С ней было трое детей, укутанных в одеяла.
Увидев банду Толы, она упала на колени и в отчаянии зарыдала. Она подумала, что это норманны.
— Не бойся нас, сестра, — сказала Тола.
В умоляющем жесте женщина воздела руки. «Слова выгорели в ней вместе с домом и всем ее имуществом», — подумала Тола и пошла ей навстречу, снимая на ходу один из норманнских плащей, чтобы укрыть ее.
— Тола, у нас нет на это времени, — сказал Исамар. — Нам надо спешить.
— Они умрут, если им не помочь.
Сняв плащ, Тола сразу промерзла — трудно было представить, как страдает от холода женщина. Она так онемела, что не могла даже почувствовать облегчение. Поглядев на нее, Тола увидела призраки отчаяния: источник с пузырящейся в нем кровью вместо воды; стол, уставленный яствами, в которых кишели черви и мухи; свадьба с распростертыми на полу мертвыми женихом и невестой.
— Они все равно умрут, — сказал Сеолуулф.
При этих словах женщина испустила пронзительный крик.
— Прикажи ей заткнуться, — буркнул Сеолуулф. — Заставь ее немедленно замолчать, иначе сюда на наши головы придет половина норманнского войска.
— Чшшш…
Тола обняла женщину, но та продолжала всхлипывать. Дети ее тоже плакали, подвывая. У младшего на башмаке была трещина, и Тола подумала, что она будет стоить ему ноги, если его поскорее не согреть у костра.
— Надо идти, — сказал Исамар. — Забери обратно свой плащ, Тола, я не могу позволить тебе умереть, пока мы не доберемся до наших друзей.
— Мы должны хоть что-то сделать для них. Они наши земляки, — упрямо произнесла Тола.
— Они из Йорка, — ответил Сеолуулф. — Я им не земляк.
Женщина попыталась подавить рыдания, но мучительные спазмы сжимали ей горло.
Сеолуулф вынул нож.
— Еще три секунды, — зло произнес он. — Если она не замолчит, я заставлю ее.
Увидев нож, женщина издала громкий вопль. Сеолуулф прыгнул к ней, но Тола загородила ее.
— Нет.
— Она убьет нас.
Дети, рыдая, что-то быстро лепетали.
— И их тоже! — Он показал на них ножом.
— Тогда ты должен подготовиться к тому, что предстанешь перед Создателем, а ее кровь на твоих руках не принесет тебе ничего хорошего.
— У меня и так достаточно грехов, чтобы я отправился в ад.
Дыхание лошади. Грубая чужестранная речь.
— Они здесь!
Сеолуулф схватил Толу, столкнул с берега вниз и прижал к жесткой от мороза траве. Женщина и дети не двинулись с места, застыв от страха и холода.
— Их немного, — насторожившись, сказала Тола. Расширив сознание, она почувствовала их присутствие рядом и добавила: — От силы трое, не больше.
— Может, сейчас немного, но, если мы будем с ними сражаться, их станет больше.
Она услышала крик.
— Хууу! Ла!
Толу вдруг охватил такой острый и сильный страх, что, казалось, ее вот-вот стошнит.
Удары копыт о землю слышались совсем близко, и она почти ощущала их кожей. Она услышала односложный выкрик женщины:
— Нет!