Харьковская газета «Пролетарий», рассказывая о праздновании, поместила фотографию, на которой Каганович оказался на первом плане, а остальные руководители республики — чуть сзади. Подпись была соответствующей: «Т. Каганович приветствует демонстрацию»[64]. До этого момента украинская пресса не выделяла своего генерального секретаря. Но теперь, на протяжении ноября, Каганович все увереннее и определеннее претендовал на первое место среди украинских большевиков. На состоявшемся в этом месяце съезде компартии Украины он выступил с главным докладом — отчетом ЦК, — тогда как Петровский делал доклад о сельском хозяйстве. Необычным было также и то, что один человек (Петровский) открывал съезд, а закрывал — другой (Каганович). По окончании съезда Каганович оказался единственным человеком, избранным во все три исполнительных органа (политбюро, оргбюро, секретариат) ЦК КП(б)У.
В ноябре, в последние недели перед съездом в Москве, конфликт с оппозицией обострился до предела. Сторонников Зиновьева и Каменева на Украине почти не было, зато троцкистов насчитывалось довольно много, особенно в Киеве, Николаеве и Одессе. Из Москвы приехал видный оппозиционер Христиан Раковский, только что снятый с поста полпреда СССР в Париже. Он проводил собрания оппозиции в Харькове и Запорожье и попытался выступить в Харьковском горсовете. Недоброжелательно настроенный зал стал его освистывать, сгонять с трибуны. Тогда Раковский обратился к иностранным крестьянским делегациям, присутствовавшим на заседании: «Смотрите, как здесь, у нас, можно СВОБОДНО высказываться представителям рабочего класса. Это социал-фашизм»[65]. Впоследствии эти слова без конца ставились в вину Раковскому и Кагановичем, и другими политическими противниками. Любые апелляции к иностранцам уже считались недопустимыми. Из известных оппозиционеров кроме Раковского на Украине побывали Вуйович и Смирнов. Сторонники ЦК, со своей стороны, провели около 900 собраний, принявших резолюции в их пользу.
Каганович ездил и выступал непрерывно. В Луганске его застала секретная телеграмма, предлагавшая всем членам ЦК ВКП(б) высказаться «за» или «против» исключения Троцкого и Зиновьева уже из партии, а не только из ЦК. Им инкриминировалась организация контрдемонстрации на октябрьские праздники. Тем самым, очевидно, Сталин, Бухарин, Рыков и их союзники предрешали исход борьбы за две недели до съезда. И сам способ голосования, навязанный членам ЦК, был явно лукавым и опасным. Каганович, не колеблясь, дал телеграмму в поддержку исключения лидеров оппозиции[66].
Каганович отлично уловил, куда дует ветер, и бил все рекорды враждебности к бывшим партийцам. Он один, раньше всех, потребовал их физического уничтожения. Так, говоря о рабочем движении, он заявил: «…Когда мы с величайшими трудностями и лишениями добрались только до середины горы… появились в армии отдельные единицы, которые начали разлагать ее… Если эти единицы будут продолжать в великой армии свою раскольническую работу, перед нами останется один путь, один выход: сбросить их с этой горы вниз, в бездну, пусть погибает один, зато останется твердая крепкая армия»[67].
Аргументация Кагановича неизменно сводится к старинной идее: «Кто не с нами, тот против нас». В 1927 году Лазарь не произносил это открытым текстом, но 10 лет спустя центральная печать даже выносила эту фразу в заголовки. А пока Каганович лишь разъяснял заветную мысль применительно к конкретной ситуации: «Буржуазия и меньшевики поддерживают оппозицию потому, что, разлагая партию, оппозиция делает их дело… Все честные элементы, которые сейчас поддерживают оппозицию, должны понять, куда она их ведет, и вовремя одуматься. Наступит жестокое похмелье. Если бы мы сделали то, чего добивается оппозиция, то мы бы разбазарили все завоевания Октября и заварили бы такую кашу, которую пришлось бы расхлебывать в крови. Революция дает два выбора: либо партия, либо контрреволюция. Среднего быть не может»[68].
Иной раз речь Кагановича прямо-таки дышит ненавистью к свободе и правам человека: «Мы имеем и рост реакционных настроений со стороны нэпманских и кулацких элементов. Они наглеют, они требуют свобод… И в пролетариате есть отдельные круги и отдельные группы, которые подвержены мелкобуржуазному влиянию… Мелкобуржуазная стихия прет, она хочет свободы, ей душно в диктатуре пролетариата, которая не дает ей свободы слова, свободы собрания… Вот почему оппозиция, когда она выдвигает лозунг свободы… является по существу организатором контрреволюционных сил»[69]. Пушкин утверждал, что слова поэта — его дела.
В неменьшей степени это справедливо и для политического деятеля. Если бы Каганович только дрался и оскорблял окружающих, он был бы примитивным грубияном и не оставил бы следа в истории. Самые страшные преступления были им совершены не своими руками, но посредством написания, подписания и произнесения тех или иных слов.
Как оружие политической борьбы он рассматривал и «октябрьский призыв» в партию, проводившийся в связи (а вернее — в увязке) с юбилеем. Каганович говорил: «Мы должны… за неделю, за две организовать активное вовлечение в партию»[70], — мотивируя это необходимостью противостоять активности оппозиции, ищущей поддержки у беспартийных, собирающей подписи в поддержку своих лозунгов. Но по другому поводу он не стеснялся изобразить массовый приток в партию как стихийное явление, проводя аналогию со столь же «стихийным» призывом 1924 года: «Несколько часов, когда умер Ильич, мы переживали период упадка, но вдруг у нас появилась могучая волна подъема. Первым ответом трудящихся на смерть Ленина был ленинский набор»[71]. Эта спонтанность и даже внезапность («вдруг») притоков в партию не мешала Кагановичу во вполне застойно-разнарядочном духе рассуждать о должном или не должном проценте принятых женщин, батраков, рабочих со стажем свыше 5 лет и так далее[72].
Тема «международной обстановки», по 10-летней традиции превалировавшая в политической пропаганде, лишь изредка отступая на второе (но иногда — на третье) место, тоже обыгрывалась Кагановичем в интересах внутренней борьбы: «Может показаться противоречивым наше утверждение, что у нас растут социалистические элементы нашего хозяйства. И одновременно с этим происходит обострение международного положения и нашей внутрипартийной борьбы… Ничего противоречивого здесь нет. МЕЖДУНАРОДНОЕ ОБОСТРЕНИЕ ЕСТЬ РЕЗУЛЬТАТ ИМЕННО НАШЕГО РОСТА… ОСНОВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ОППОЗИЦИИ заключается в том, что она отрицает, будто обострение нашего международного положения есть результат нашего роста… Мы с вами… будем идти вперед через трупы врагов до конца, до полной победы коммунизма во всем мире. (Шумные аплодисменты, переходящие в овацию.)»[73]. Эти слова были произнесены на партконференции Украинского военного округа.
