– С чего Аннабел решила, что можно набить дом таким мусором, ума не приложу. Эти старые сосновые развалюхи в «деревенском» стиле кишели древесными личинками, еще когда она их покупала. Наверняка весь этот хлам с гаражной распродажи.
– А мне нравится, – с улыбкой проговорила я. – Мне нравятся старые вещи.
Я уселась на древнюю железную кровать и радостно похлопала по матрасу. Джосс посмотрел на меня сверху вниз и нахмурился:
– Вы не против, если я вас проспонсирую?
Я оторопела.
– Хм, не знаю! Я и сама могу о себе позаботиться! А что? – (Господи, это что еще за вопросики? Неужто он предлагает мне спать с ним за деньги? Это что же, вроде помещичьей десятины, что ли?)
– Я о мебели, – мягко поправился он. – Я имею в виду мебель, понимаете. Хотел отправить вас в «Джон Льюис» с моей кредиткой, если, конечно, новые стулья не вызывают у вас приступы дурноты. Просто Аннабел соизволит опустить свой зад не иначе как на стул, на котором до нее сидело несколько поколений аристократических семей.
– О! – Я вспыхнула, чувствуя себя идиоткой, но и испытав немалое облегчение. – Нет, что вы, я совсем не против, это даже здорово! – (Ха, оторваться в мебельном супермаркете с чужой кредиткой? У меня глаза загорелись.) – То есть… я могу взять вашу карточку? Правда? Честно? Ох, спасибо большое!
– При одном условии.
– Каком?
– Что вы пригласите кого-нибудь наладить водопровод, установить более-менее приличную кухню, а потом купите нормальную мебель. Не хочу предстать перед судом за то, что бездомная женщина и грудной ребенок подхватили дифтерию, проживая у меня на заднем дворе в антисанитарных условиях.
– О, конечно, я все сделаю… О, Филли, он мне разрешил! – крикнула я сестре, перегнувшись через перила: та как раз поднималась вслед за нами.
– Скажем, так: пока здесь ремонт, уменьшим аренду вдвое, – сказал Джосс, выходя на лестничную площадку. – Вы делаете мне одолжение, что остаетесь здесь и будете следить за работами.
– То есть аренда будет вдвое меньше, чем сказала Элис?
– Временно. Хотя должен предупредить, когда вернется Аннабел… – Он замялся. – Да, безусловно. Это временно.
– О, спасибо вам! Огромное спасибо!
Глава 7
– И каково это, довести до слез взрослого мужчину? – трагически возопила моя мать, стоило мне переступить порог родительского дома. – Каково это, Рози, а? Он там, – она ткнула трясущимся пальцем в сторону сада, – и он рыдает, о да, плачет навзрыд. Какое горе!
Филли и Майлз, которые ехали вслед за моей машиной, вошли в дом; за ними топали их дети и Айво.
– Вы знаете, что она наделала? – завопила мамочка. – А? Ты слышала, Филли? Майлз? Она решила развестись! Бросить его ради какого-то разнузданного плебея, деревенщины, грузчика из супермаркета!
– Господи, мам, ну и дерьмо ты несешь. Это он тебе наговорил?
Филли торопливо положила руку ей на плечо:
– Мам, успокойся, и не надо при детях так кричать.
– Майлз развернул детей и вытолкал их за дверь.
– Ты ничего не получишь, – прошептала мать. – Ничего! Ни денег, ни дома, ни Стокли-Холла! – Тут ее голос надорвался, и она принялась лихорадочно искать в рукаве платок, после чего зарылась в него носом. – И ты никому больше не нужна, ты это понимаешь? Женщина за тридцать с ребенком – теперь у тебя есть прошлое, ты – порченый товар! Ты никогда не найдешь мужчину, который захочет тебя принять! И только я начала думать, что ты на что-то годишься! Ты теперь ни на что не годна!
– Да, мам, спасибо за поддержку, – устало ответила я. – Именно то, что мне сейчас нужно. Послушай, я совершила ошибку. Мне вообще не надо было за него выходить, и я не могу больше с ним жить. Вот и все. Я уверена, в глубине души Гарри тоже это понимает.
– Ничего он не понимает! Бедняга обезумел от горя!
– Я пойду его проверю.
– О нет, слишком поздно, он ушел. Он там, бродит, как слепой, и я не удивлюсь, если он уже в нескольких милях отсюда! – Она вперилась в безупречно подстриженную лужайку и грядку с лекарственными травами, будто смотрела на окаянную пустошь, где бродил сам Хитклиф,[18]опустошенный горем.
– Одному богу известно, куда он в конце концов забредет. Может, упадет в канаву! Да он наверняка уже свалился в ручей, но тебе-то какая разница!
– Мам, единственный водоем в округе – бассейн Тернеров из соседнего дома, и я уверена, если бы он рухнул туда, они бы услышали. Послушай, не волнуйся, я пойду и отыщу его.
– Скажи ему, что передумала, – взмолилась она. – Скажи, что все это было ужасной ошибкой, что у тебя начались галлюцинации, ПМС – ты же знаешь, какая ты становишься неуправляемая перед месячными!
– Не могу, мам. Это неправда.
– Но только подумай, что все скажут? – завыла она. – Бердетты, Фостеры – я им всем сказала, что ты унаследуешь Стокли-Холл! И что прикажешь говорить им сейчас?
И тут моему терпению настал конец. Я выбежала из комнаты, рванула вверх по лестнице и по коридору в свою старую спальню и кинулась на кровать, разрыдавшись в старое, лысеющее хлопчатобумажное покрывало. Спустя какое-то время вытерла глаза и перевернулась на спину. В алькове передо мной стояли книжные полки: Энид Блайтон, Э. Несбит, Ноэль Стритфилд, до сих пор в алфавитном порядке, а под ними – маленький голубой столик, за которым я делала домашние задания. Под стол аккуратно задвинут голубой стульчик с льняной подушечкой, которую я сама сшила. Когда я была маленькой, этот стульчик всегда был задвинут под стол, никогда не торчал и не выглядывал под углом. Все здесь должно было быть на своем месте, все должно было быть идеально. Карандаши стройными рядами выстроились на столе; рядом линейка, ластик и мой талисман. Куклы со всего мира в национальных костюмах стояли на страже на каминной полке, которая теперь была пуста: Сербия, Сирия, Таиланд. Я понятия не имела, где находятся эти страны, но радовалась, что все они у меня на полке. Одежда всегда была сложена с геометрической точностью и лежала в шкафу стопочками; сертификаты и грамоты красовались на пробковой доске для заметок, которая теперь тоже была пуста. Я никому не разрешала убирать у себя в комнате, и никто не мог сделать это так, чтобы я осталась довольна, выровнять ковер абсолютно симметрично кровати. Мама смеялась, говорила, что из меня выйдет чудесный маленький солдатик, предлагала мне пойти в армию. Я закусила губу.
Вскоре вошла Филли. Села на край кровати и взяла меня за руку:
– Она не ведает, что говорит, ты же знаешь. Просто она расстроена.
– Вовсе нет. Ей бы лучше, чтобы я была несчастна до конца своих дней, лишь бы не мутила воду. Об этом чертовом наследстве вообще молчу.
