— Мне не очень понятны все эти сборы средств, комитеты и все прочее, — замечает Том. — В дни нашей учебы твоя мать приходила в школу только дважды в год — во время соревнований и на рождественский спектакль. А чаще этого только в том случае, если ты что-нибудь натворил и тебе надо было надавать по шее.
— А кто входит в состав комитета? — спрашиваю я.
— Пара учителей, кто-нибудь из родителей, представляющих каждый класс, местный викарий и вдобавок бизнесмен. — Крейг поправляет очки и улыбается. Он растроган тем, что я проявляю интерес.
— Напомни, как называются самые маленькие детишки. Подготовительный класс? А кто-нибудь представляет подготовительный класс в комитете? — Я стараюсь, чтобы мой вопрос прозвучал небрежно, но это не случайный вопрос.
— Миссис Финч. А что?
— Ничего. — Я озираюсь в поисках объекта, на который можно было бы переключить внимание. — Никто не желает сыграть в карты или пометать дротики?
— Почему ты хочешь узнать, кто входит в состав комитета? — осторожно пытается выяснить Крейг.
— Тебе понравилась одна из мамаш? — спрашивает Том. Он почуял запах жареного.
— Не похоже. Он сокрушался по поводу отсутствия привлекательных мамочек, — замечает Крейг.
Я проигнорировал их реплики, собирался и в дальнейшем не обращать на них внимания, но это оказалось невозможно, поскольку они оба выжидающе уставились на меня.
— Ничего особенного. Просто на днях, когда мы встречались с тобой, Крейг, я случайно столкнулся с женщиной, которую когда-то знал. Вот и все.
— Бывшая любовница? — интересуется Том.
— Давняя история, — подтверждаю я.
— Боже, Джон, существует ли в этом мире место, где мы не встретим сувениров из твоего прошлого? — усмехается он. Ему нравится подыгрывать моему образу «лихого парня Джека»[15]. — И насколько давно произошла эта давняя история?
Я помедлил. Встревоженное лицо Конни всплывает перед глазами. Ей не хочется, чтобы директор школы, в которой учится ее ребенок, знал о том, что она встречалась со мной, будучи замужней женщиной. Я ощущаю странный порыв защитить ее.
— Ну, у нее ребенок лет четырех или что-то около того. Значит, у нас был роман лет восемь-девять назад, — лгу я, — до того как она вышла замуж за парня, с которым живет сейчас.
В какой-то мере подобная версия имеет под собой основание. Конни была замужем, когда мы познакомились, но она не ладила тогда с мужем так, как поладила годы спустя после того, как сказала: «Да».
— Кто она? Я знаю ее? — допытывается Том.
— Пожалуй, я предпочел бы не знать, — замечает Крейг. — Мне будет нелегко на родительском вечере пожать руку женщине, у которой была интрижка с тобой.
— Я знал ее как Констанс Грин, но не знаю ее фамилии по мужу, — лгу я, снова пытаясь защитить ее.
Том тотчас же вспоминает это имя.
— Грини? Помнится, ты именно так называл ее? — Я так и видел, как он роется в глубинах своей памяти, пытаясь припомнить детали. Брови его приподнимаются, когда факты начинают выстраиваться. Он, несомненно, вспомнил, что роман произошел не так давно, как я сказал, и что она была замужем. — А разве она…
Я бросаю на него предостерегающий взгляд. Том улавливает его и срочно придумывает другой вопрос, менее разрушительный.
— Разве она не сходила с ума?
— Может, и сходила с ума по мне. Она всего лишь женщина, — колко бросаю я.
— Она, кажется, стала фотографом, не так ли?
— Верно.
— Похоже, вы говорите о миссис Бейкер, — предполагает Крейг. — Прелестная женщина. Чудесная семья. Она замужем за замечательным парнем.
Крейг выглядит раздраженным. Наверное, сейчас скажет, что Грини была слишком хороша для меня. Он часто так говорит о женщинах, с которыми я встречаюсь или сплю; он постоянно твердил так о той, на которой я был женат.
— Послушай, я вовсе не лишал ее невинности, если ты подумал об этом, — пытаюсь я защититься. — Большинство женщина хочет, чтобы их первое свидание состоялось в кафе, а первую близость иметь в обычной позиции, это безопасно и удобно. Конни же предпочитала коктейль-бары и не чуждалась смелых ласк. Поверь мне, мы друг друга стоили.
— Не могу представить миссис Бейкер в таком виде, — вспыхнув, говорит Крейг, а я чувствую себя негодяем, только что сказавшим ребенку, будто Санта-Клауса не существует.
— А она была такой, — говорю я, отхлебнув большой глоток пива.
— Да, была, — подтверждает, усмехаясь, Том.
— О боже, не может быть, чтобы ты тоже?
Бывали случаи, когда Том после меня подхватывал «товар из вторых рук».
— Нет-нет, я не хочу сказать, что знаю по собственному опыту, просто Джон тогда рассказывал мне.
С Томом я делился всеми грязными подробностями. Том знал, что я познакомился с Грини на работе. С самого начала она представляла собой клубок противоречий. С одной стороны, она казалась добродетельной и немного натянутой, постоянно протестовала: «Я замужем, оставь меня в покое». С другой стороны, она прямо заявила, что ее тошнит от всего этого. Нам было весело вместе. Том знает, что мы трахались в парках, на столах, в моей квартире и в номерах отелей. Я обо всем ему рассказывал. Возможно, он даже знает, что какое-то время я считал ее обворожительной, хотя об этом я никогда ему не говорил. Но мы старые друзья, и он, наверное, догадался. И сейчас Том смотрит на меня очень внимательно, а я чувствую себя неловко под его пристальным взглядом.
— Здесь действительно очень жарко или мне так кажется? — спрашиваю я.
— Тебе кажется, — говорит Крейг.
— Грини была твоей последней девушкой перед тем, как ты женился на Андреа, не так ли? — спрашивает Том.
— Нет, дружище, я переспал со множеством девиц после того, как расстался с Грини, и до того, как совершил грехопадение с Андреа.
— Да, ты спал с ними, но Грини была последней, с которой, ну, ты сам знаешь…
Знаю, но надеюсь, что он не станет зондировать дальше, надеюсь, его северное происхождение и Y-хромосомы заставят его заткнуться.
— Это была Та Единственная, Которая Ушла? — спрашивает Крейг, не в состоянии скрыть волнения. Наш Крейг немного старомодный романтик. Он верит во всю эту ерунду с «единственными», в которую обычно верят девицы. Он такой наивный.
Я фыркаю в свое пиво.
— Дружище, в конце концов я прогнал ее.
— Почему? — Он выглядит разочарованным.
— Все это приняло слишком напряженный характер.
Здесь действительно слишком жарко. Я почесываю ухо и снимаю пиджак. Том, этот ублюдок, не говорит ни слова, но не отводит от меня взгляд.
