Она вскочила с софы, прошла несколько шагов по комнате, а затем остановилась, резко повернулась к нему и с горечью произнесла:
— Я только хочу, чтобы ты попробовал в это поверить!
— Нет. Осознаешь ты это или нет, но ты требуешь, чтобы мы заключили соглашение, — заявил Кеннет, и голос его звучал так, как будто он с трудом пробивается через что-то вязкое и озвучивает умозаключения, не имеющие никакого смысла. — На самом деле ты хочешь, чтобы я сделал тебе предложение. — Он покачал головой. — После трех дней и двух прогулок ты хочешь, чтобы я предложил тебе выйти за меня замуж?
Эллен чуть не задохнулась от ярости.
— Это вовсе не так!
— Нет, именно так, — принялся настаивать он. — Потому что это единственная вещь, которая может дать тебе необходимые гарантии…
— Ладно, Кеннет, но это не значит, что ты можешь повышать голос.
— А я и не повышаю! — Кеннет умолк, осознав, что на самом деле он просто орал.
А еще он осознал, что попался в ловушку. А затем он заметил, как на глазах у Эллен застыли большущие слезы. Он ощутил такую же панику, как тогда, когда она выскользнула из его объятий и убежала, вчера вечером.
— О Боже, Эллен, не плачь…
Он вскочил с софы и положил руки ей на плечи, намереваясь привлечь ее к себе и как-то утешить. Но вместо этого впился в ее губы своими, словно собираясь проглотить. Все ее существо потянулось к нему самым естественным образом, опрокидывая доводы рассудка и обычный здравый смысл, просто-напросто унося ее прочь от них. Но, стремясь всегда сохранять самообладание, он сам воспротивился тому, чтобы все случилось прямо сейчас. С титаническими усилиями он сдержал себя.
А затем произошла очень странная вещь. Он начал ощущать сотни самых разных эмоций, которые нельзя было ни описать, ни назвать. Он почувствовал себя и старше, и умнее, и более сдержанным и одновременно понял, что все это не было столь простым, потому что удерживаться на грани рассудка ему удавалось, буквально вцепившись обеими руками. И была еще одна странность: он понял, что на самом деле узнал Эллен. У него появилось ощущение, что ей на самом деле можно доверять, что они равны, что ему не надо беспокоиться о том, что она может причинить ему боль.
Но когда он чуть отстранился и поглядел ей в глаза, то увидел, что Эллен испытывает все то же самое и кое-что еще. Это было то, чего у него не было. И хуже всего, оказалось, что в ее взгляде он видел это давно, это не было чем-то новым, это было присуще ей всегда.
Она его любила.
9
Кеннету даже не надо было говорить, о чем он подумал. Эллен увидела, что он все понял, по одному выражению его лица и по тому, как он отстранился от нее в изумлении.
— Эллен?
Она облизала пересохшие губы.
— Что?
Он вцепился в свои волосы, а потом провел по ним пятерней.
— Эл, ты ведь не… Мы же… — Он остановился и судорожно вздохнул. — Хорошо, я буду с тобой честным. Я позволил себе эти наши шалости потому, что полагал, что ты заинтересована совсем в другом, не в том, в чем, как мне кажется теперь, ты заинтересована на самом деле. И из-за того, что мы с тобой говорили о совершенно разных вещах, я и остановился — чтобы никто из нас потом не страдал. У меня давно не было отношений с женщиной, которые бы долго длились. Я не могу дать тебе никаких гарантий, что это будет у нас, потому что, если все у нас будет так, как было у меня раньше, то пройдет несколько недель, а если повезет — несколько месяцев — и все…
— Может быть, это потому, что ты раньше встречался не с теми женщинами?
— А может быть, потому, что я вообще не очень гожусь для этого…
Поглядев в его лицо и обнаружив, что он говорит это совершенно серьезно и что его выводы печалят его ничуть не меньше, чем ее, Эллен сказала:
— Ты всегда играешь на понижение.
— Только не в этом.
— Как ты вообще можешь такое говорить? — спросила она, совершенно ошеломленная.
Ясно, что она ему нравится и что он хочет, чтобы у них сложились отношения, хочет достаточно сильно для того, чтобы попытаться забыть о тринадцати годах, их разделяющих. Но недостаточно для того, чтобы думать об этих отношениях как о чем-то длительном и прочном. И хуже всего то, что теперь он знает, чего хочет Эллен, и ведет себя так, словно она напугала его до смерти.
— Мне дважды разбивали сердце, Эллен, извини за патетику. Однажды это было по моей собственной вине. А в другой раз это была просто судьба, но, если бы я тогда не витал в облаках, я смог бы предотвратить это.
— Нельзя судить обо всем по прошлому.
Он прищурился, выражая недоумение.
— Если ты не можешь судить о ситуации на основании прошлого опыта, то на основании чего тогда о ней судить, черт возьми?
Она пожала плечами.
— Конечно, только на основании своего опыта. Но по-другому. Ты учишься на собственном опыте, но он не должен тебя пугать.
— Я вовсе не напуган.
— А я этого и не говорила.
— Но ты это подразумевала! — Он быстро вздохнул. — Эллен, я надеюсь, ты не станешь мне толковать об этом в том же стиле, что о волосах как у Джона Траволты или о разного рода слабостях. Этого ты изменить не можешь. И прежде чем мы начнем спорить, — принимая во внимание, что ни у одного из нас нет шанса в этом споре выиграть, — я думаю, лучше всего пойти спать. Мы оба хорошенько выспимся, и то, что я скажу тебе утром, будет гораздо яснее и разумнее.
Он вышел из комнаты, даже не дожидаясь ответа Эллен, и она только посмотрела ему вслед. А когда он скрылся за дверью, она рухнула на кушетку в совершенном отчаянии. Каждый раз, когда она пыталась устроить все по-хорошему, внушить ему, что все возможно, что их роман — это не что-то фантастическое и мимолетное, каждый раз они начинали ссориться и все оборачивалось кошмаром. Поняв, что ей ни за что не заснуть в таком состоянии, она собрала коробки из-под пиццы, бумажные тарелки и стаканчики, которыми они пользовались, а затем прибрала на кухне. Но когда она с этим покончила, то всерьез пожалела о том, что начала, потому что почувствовала, что упустила нечто крайне важное. Да! С чем она крупно ошиблась — так это с переездом к нему домой, потому что она стала пытаться играть роль его жены.
Ничего удивительного, что все это время он был как окаменевший от страха. Сначала она буквально бросилась ему в объятия на вечеринке у Мейеров, а теперь еще начала изображать, что его дом принадлежит и ей. Он наверняка абсолютно неправильно трактовал ее поведение. Он все это очень ясно выразил. Действительно, все представлялось так, как будто она захотела «вечного счастья» после нескольких дней, проведенных вместе.
Ничего странного в том, что он был так сконфужен.
На следующее утро она проснулась примерно в то же время, что и он, но снова дала ему позавтракать в одиночестве и даже отправиться на работу, так и не увидев ее. Она не пыталась изменить то впечатление, которое уже сложилось у него. Она понимала, что битва уже проиграна. Если бы она просмотрела вчера вечером с ним все интервью, то могла бы теперь, признав поражение, спокойно отправиться в Калифорнию. А из-за того, что эти резюме все еще висели на ней, она провела целый день, разгуливая по магазинам, уже больше не думая о нем или о том, как нелепо все вышло, а тщательно выбирая, что ей купить для родителей.
