Глава 12
Однако, прежде чем завести мотор, он обернулся к Валентине с улыбкой, от которой у нее сладко защемило сердце, и, поднеся к губам ее руку, нежно поцеловал.
— Не горюй, любимая, — ласково сказал он. — У нас все будет хорошо, и у Роксаны, вполне возможно, тоже. На этот раз мы сумеем вылечить ее. Во всяком случае, я приложу для этого все силы.
Слезы блеснули в глазах Валентины, когда она улыбнулась ему в ответ и призналась:
— Я всегда любила Роксану и очень надеюсь, что ты поможешь ей.
— Я постараюсь. Но для этого мы должны быть поосторожнее во всем, что ее касается. Я думаю, нам не следует вот так сразу взять и объявить, что мы полюбили друг друга и что ты собираешься стать моей женой.
Она восхитительно зарделась от смущения.
— Неужели? Ты ведь даже еще не сделал мне предложения! — застенчиво улыбаясь, ответила она. — Ты говорил, что обычно не поддаешься женским чарам, но ни словом не обмолвился относительно женитьбы.
Однако он не собирался шутить по этому поводу, и темные глаза его были серьезны, когда он с каким-то угрожающим спокойствием спросил:
— Разве ты не хочешь стать моей женой? Разве тебе требуется время на то, чтобы обдумать его, а мне предстоит терпеливо ждать твоего решения?
— Ах, Гастон, нет! — отозвалась она, и он, бросив руль, заключил ее опять в объятия и начал целовать — горячо, неистово.
— Ты впервые назвала меня Гастоном! — радостно воскликнул он. — В твоих устах это звучит как музыка! Как только Роксана окрепнет достаточно, чтобы известие о нашей помолвке не сказалось на ее состоянии, я официально попрошу твоей руки. Тогда в ответ скажи, пожалуйста: «О, Гастон, да!» — и твои слова прозвучат для меня небесной музыкой.
Валентина счастливо улыбалась, откинувшись на спинку светло-серого сиденья, и думала, что ему не нужно официально просить ее руки. Они оба знали, что возможность прожить жизнь вместе — единственное, чего они просят у судьбы.
Первым, что отрезвило Валентину, которой ее счастье представлялось безоблачным, было посещение Роксаны незадолго до ужина. Роксана, все послеобеденное время проведшая в кресле, снова лежала в кровати и выглядела совсем больной. Нервы ее, по-видимому, были напряжены до предела, и казалось, стоит увеличить нагрузку, и они не выдержат.
— Привет, — поздоровалась она. От ее взгляда не укрылось то, как соблазнительно облегает ладную фигурку Валентины узкое платье из белого шелка, а старинное серебряное колье с бирюзой подчеркивает стройность слегка загоревшей шеи. — Я гадала, сочтешь ли ты за труд заглянуть ко мне, прежде чем пойдешь на ужин. Насколько я понимаю, ты чудесно провела день, несмотря на дождь.
— Насколько ты понимаешь?.. — удивленно переспросила Валентина и добавила, выдав себя с головой: — Но откуда тебе стало это известно?
— Ниоткуда. — Губы Роксаны сжались в тонкую прямую линию, а руки нервно задвигались по одеялу. — Просто я давно не видела тебя такой радостной. Да и доктор Ламуан опоздал со своим вечерним осмотром. Он тоже выглядел радостным, хотя и посетовал на дождь, поливавший после обеда. Он сказал, что катался на машине, а ты, я знала, отправилась на прогулку. Вы условились об этом заранее?
— О чем условились заранее? — с довольно глупым видом спросила Валентина и положила купленные для Роксаны журналы на ночной столик возле кровати.
— О встрече. О вашей с Ламуаном встрече. Неужели же ты просто так вышла из дому в дождь?
— Я действительно вышла просто прогуляться, — с некоторым раздражением подтвердила Валентина. — Ты же знаешь, я люблю гулять в дождливую погоду. К тому же сегодня после обеда мне не хотелось работать. Мимо по дороге проезжал доктор Ламуан, он остановился и спросил, не хочу ли я покататься.
— А ты, конечно, согласилась. — Лицо Роксаны исказила злая гримаса, и даже сквозь слой помады на губах было видно, как они побелели. — Не будь такой доверчивой, моя милая простушка, попадешь в беду! Не очень-то рассчитывай на доктора Ламуана. Завтра он будет катать сестру Тибо… или в какой-нибудь другой день, когда у нее найдется несколько свободных от дежурства часов. Могу сообщить тебе, что она выглядела явно приунывшей, когда пробило шесть часов, а наш доктор не появился. Она видела, как ты пошла на прогулку, и видела, когда ты возвратилась.
— Ну и что из этого? — возмутилась Валентина.
Роксана передернула острыми плечами под прозрачным пеньюаром.
— Ничего, малышка. Но я бы на твоем месте побереглась. Ты до сих пор не имела дела с мужчинами, и было бы глупо очертя голову бросаться в пропасть, если мужчина, ради которого ты это делаешь, не последует за тобой.
Валентина почувствовала, что должна, пока не поздно, бежать из этой комнаты. Бежать, пока радость впервые обретенного счастья не потускнела. Она понимала, что Роксана несчастная, тяжелобольная женщина. А больной женщине невыносимо видеть счастье другой женщины. Особенно если она подозревает, что источник этого счастья — мужчина, в которого она когда-то была влюблена и не хотела никому отдавать.
— Кстати, — заметила Валентина, прежде чем под каким-нибудь предлогом уйти, — знала ли ты, что сестра Тибо была помолвлена с братом Ламуана, но он погиб в дорожной автокатастрофе и свадьба так и не состоялась?
— Да ну? — насторожилась Роксана, но спустя мгновение глаза ее насмешливо блеснули, а накрашенные губы язвительно скривились. — Бедная Вал! Пытаешься выгородить сестру Тибо! Наверняка Гастон наплел тебе, что привык называть ее Мари, когда она должна была войти в их семью, и эта привычка сохранилась!
Щеки у Валентины загорелись.
— Вполне естественная привычка, — парировала она.
— Ну конечно! Только доктора и медсестры, работающие вместе, оставляют свои привычки за порогом больничных палат. Если только такие привычки не укоренятся настолько прочно, что становятся чем-то большим, чем привычки.
Когда Валентина вошла в библиотеку, ей показалось, что Ричард смотрит на нее с удрученным видом. Протягивая ей бокал, он признался, что Гастон ему обо всем рассказал, но попросил пока держать эту новость в строгом секрете.
— Я совсем не думал, когда приглашал тебя в тот раз на прием в свою квартиру, что сам себе вставляю палки в колеса, — заметил он. В библиотеке они были одни, и он не пытался скрыть, что новость, поведанная Гастоном, повергла его в уныние. — Подумать только, если бы в свое время я не был таким дураком, ты могла бы быть теперь миссис Ричард Стерн!
Валентину поразило, что эти его слова нисколько ее не взволновали. Теперь она не испытывала к нему никаких иных чувств, кроме дружбы. Он навсегда останется для нее очень близким и дорогим другом.
— Почему вы решили, что я упала бы к вашим ногам, как зрелый персик, стоило вам поманить меня пальцем? — спросила она, слегка раздосадованная его самоуверенностью.
