— Веди машину ты, а ближе к Нью-Йорку поведу я, хочешь? — спросила Энн. — Как тебе удобно?
Желтый «ламборджини» был великолепен. Улисс, потрясенный красотой машины, позабыл какие комментарии он собирался сделать. Ему захотелось просто наслаждаться этим произведением искусства, как искусствоведы наслаждаются шедевром живописи, а гурманы изысканным блюдом. В конце концов, если человек любит хорошие машины, что тут такого?
Они выехали из ворот и плавно покатили к выезду на шоссе.
— Мне сказал Фрэнк, что ты хорошо водишь. Где ты этому училась?
— Нигде и везде. Мой отец был автогонщик. Я кручу баранку с трех лет. Правда-правда. Сидела у него на коленях и крутила. Потом была у него на подхвате. А когда он умер… У него случился инфаркт в машине, и он потерял управление. Я подозреваю, что ему это подстроили конкуренты. Знаешь, можно делать такие уколы, что ни один врач не подкопается. А у него прыгало давление, и он его снимал инъекциями. После похорон мать умоляла меня забросить это дело. Она его ненамного пережила, но когда я ушла от первого мужа, отца Чарли, пришлось подрабатывать и я стала работать шофером. Только потом меня стали издавать. И все равно надо было мотаться по разным делам. Я из машины не вылезала сутками. Ну а на первый большой гонорар я купила себе «ягуар». Меня все осуждали, но потом я получила второй большой гонорар и раздала все долги. Ах, зачем я тебе это рассказываю, ты меня тоже осуждаешь. Но зато я совершенно равнодушна к золоту и брильянтам. На все приемы надеваю один и тот же жемчуг. А на приемы рангом ниже — гранаты. Мне стыдно носить брильянты, когда в Африке дети голодают.
— А ездить на «ламборджине» и «мазератти» не стыдно? Я в твоем гараже еще кое-какие машины заприметил, не такие крутые, правда…
— Это машины для поездки за продуктами или в церковь. Я не люблю пускать пыль в глаза. Но Нью-Йорк — это такое место. Ты сам увидишь, на каких тачках приедут все эти господа к Изе.
— А мне обязательно туда идти? Меня вроде бы не приглашали? Кажется, я и твоим друзьям что-то сморозил. Тебе будет неловко за меня.
— Эти комплексы надо изживать. Давай просто хорошо проведем время. А хорошо проводить время — это значит ходить по гостям, ресторанам, купаться в шампанском и спать среди цветов. Можем, конечно, для разнообразия сходить в музей. Или, так и быть, свожу тебя в тир — ты постреляешь и отдохнешь там душой.
— Ты все-таки считаешь меня идиотом. И скрываешь это довольно неумело.
— Комплексы, опять комплексы. Мы с тобой препираемся, будто двадцать лет женаты. Да! Чуть не забыла сообщить тебе потрясающую новость! Уайн и Модеста поженились! Модеста работает последнюю неделю и уезжает в Нью-Йорк. Фантастика! Я не ожидала этого от нашего старика Рипепи. Думала, он струсит в последний момент.
— Еще неизвестно, чем все кончится. А вдруг они через месяц разведутся? Честно говоря, Модеста производила на меня впечатление очень разумной женщины.
Энн засмеялась. Она откинулась на сиденье и включила музыку. Пел Элвис Пресли.
— Обожаю его! — сказала Энн. — А ты? Знаешь, есть такое волшебное слово — любовь! А любовь и разум несовместимы.
— Пожалуй, ты права, — ответил Улисс, выскочив на скоростное шоссе. — А как я вожу, на твой взгляд, автогонщица?
— Супермен! — ответила Энн. — Нет слов, одни стоны восторга.
Пока они ехали, Энн крутила приемник, ставила диски и весело болтала о всякой ерунде. Улисс слушал ее и не слышал. Ему просто нравились звуки ее голоса, а еще круглая коленка где-то под его рукой. Иногда он клал на нее ладонь. Энн ничего не говорила и делала вид, будто не замечает этого. После пятого или шестого прикосновения она вдруг положила руку на его бедро и скользнула ладонью по ширинке. От этого прикосновения Улисс встрепенулся и застыл, не сводя глаз с дороги. Энн продолжала свои неторопливые движения. Спустя несколько минут на брюках Улисса начала расходиться молния.
— Как нескромно, — тихо сказал Улисс, — и опасно.
— Зато приятно, не так ли? Ты же хотел этого?
— Слишком неожиданно. Ведем себя, как тинейджеры, сбежавшие от родителей.
— Послушай, зачем ждать до Нью-Йорка, съезжай в Филадельфию, за поворотом есть отель. Ну давай, в этот съезд, потом будет поздно, мы проедем город.
Улисс послушно включил поворотник. Он ничего не соображал, и, кроме неудобства от раздутых брюк, его уже ничто не волновало.
Они остановились возле отеля «Хайят». Первого отеля, попавшегося по пути. Улисс оплатил номер, чувствуя, как у него краснеют уши. Но, поднимаясь в зеркальном лифте и стоя среди других постояльцев, он оправился от странного ощущения неудобства. Войдя в номер, Энн повернула жалюзи, прикрыв слепящее глаза солнце. Улисс отпустил носильщика и, подойдя к Энн, обнял ее. Они быстро поцеловались и начали рывками стаскивать с себя одежду. Обнаженное тело Улисса с двумя шрамами на плече и предплечье было смуглым и мускулистым. Энн припала губами к его шраму и задохнулась от счастливого предчувствия любви. Он поднял ее на руки и понес к кровати. Положив ее поперек широченного матраса, застеленного розовой простыней, Улисс начал в беспамятстве покрывать поцелуями ее грудь, живот, бархатистую плоть между раздвинутых ног. Тело Энн было упругим и гладким, а живот абсолютно плоским. И если бы не плавная линия бедер и вполне созревшие округлые груди, она казалась бы совсем юной девушкой.
— Ляг на меня, я хочу тебя почувствовать всего, — прошептала Энн. — Какой же ты роскошный! Дай же мне его быстрее, я умираю, так тебя хочу!
— Да какой я роскошный, обыкновенный, это ты красавица, — смущенно пробормотал Улисс. Он прижался к Энн и вошел в нее, испытывая острое наслаждение. Больше двух лет он не имел женщину, и эти годы вдруг обернулись для него вечностью. Ему казалась, что его любовь к этой женщине огромна и безгранична. — Если я быстро кончу, не волнуйся, потом все будет нормально. Ты не представляешь, как давно я… — прошептал он и замер на полуслове. Он подумал, что не стоит исповедоваться любимой женщине в постели, да еще во время близости.
— Милый, все хорошо… мне уже хорошо… у меня все так быстро случилось. Не беспокойся обо мне, делай как хочешь…
Они кончили быстро и одновременно. И несколько секунд молча лежали, изумленные собою и всем случившимся. Потом Энн повернулась на бок и, посмотрев в лицо Улиссу, смеясь прошептала:
— Давай по-настоящему познакомимся, расскажи все о своих чувствах. Ты в меня сразу влюбился, как увидел? Или когда?
— Сразу. Но не понял, что это оно самое. Я редко влюблялся. Вообще-то я думал, что я вообще однолюб. Но теперь… Теперь у меня есть ты. И мне никто больше не нужен.
— Ты в этом уверен? С такими данными и однолюб? Трудно поверить. Я тоже влюбилась в тебя с первого взгляда. Но боялась себе это сказать. Так, главное мы обсудили. Теперь можно идти под душ.
Они стояли под душем, прижавшись друг к другу. Вода стекала с плеч, проникала межу ними. Это было волшебное чувство какой-то безумной близости и понимания самых сокровенных мыслей и желаний. Улисс захотел продолжить заниматься любовью в ванной, но Энн предложила вернуться в спальню. Если честно, она не любила секс в воде, и ее всегда удивляло, почему в кино это преподносится как нечто обязательное и суперсексуальное. Вода сама по себе казалась ей живым существом, требующим к себе внимания и отдачи. Близость в воде воспринималась ею как секс втроем. Они нежно вытерли друг друга розовыми махровыми полотенцами. Теперь, когда первое возбуждение прошло, Энн и Улисс могли отдаться друг другу со всей неторопливостью и смакованием опытных любовников.
