— Личное сообщение на видеокассете?
— Она, наверное, не доверяет телефону.
У Кимберли появилось плохое предчувствие. Энджи продолжала щебетать:
— После вашего вступительного слова камера отодвинется, и зрители увидят хорошо одетого джентльмена, стоящего рядом с вами. Это будет возвышенная часть.
Они смотрели, как Энджи и мужчина танцуют вальс, удаляясь с экрана, и как город сменяется пустыней. Теперь под синим небом тянулись освещенные солнцем обрывистые голые холмы, исчерченные резкими черными тенями.
За кадром звучал голос Энджи.
— Потом пейзаж начинает меняться…
Пустыня на экране начала отдаляться, уменьшаясь, пока не стало понятно, что холмы были на самом деле хорошо развитыми грудными мускулами мужчины.
— Теперь — приземленная часть, — пояснила Энджи. — Сексуальная, первобытная. То, что должно произвести впечатление на зрителей.
Изображение продолжало медленно отдаляться, и дюйм за дюймом появлялось блестящее от масла мускулистое тело мужчины, на котором были только маленькие черные шорты и черная маска на лице.
Найджел в роли Фантома.
— Что за?.. — Найджел окаменел, впившись взглядом в экран. — Это же я в той проклятой рекламе. — Он повернулся к Кимберли, и его глаза сверкнули. — Почему они используют это старье?
— Ну, они, наверное, случайно… — Кимберли с трудом сглотнула.
Нужные слова не находились, а реклама все шла… и шла…
Классическая музыка сменилась ударами тамтамов.
Ползучий холод охватил Кимберли. Она чувствовала, что не может ни двигаться, ни думать.
— Как мы с вами договорились, Кимберли, — лицо Энджи вновь появилось на экране, — наши адвокаты оформляют документы на право использовать эти кадры.
Кимберли вышла из оцепенения и вскочила с колен Найджела.
Энджи засмеялась.
Кимберли ударила кулаком по пульту, и экран погас.
Тишина заполнила комнату. С большим трудом Кимберли отвела взгляд от экрана и посмотрела на Найджела.
— Это совсем не то, что ты думаешь.
Он молчал. Синие глаза, которые так нежно смотрели на нее несколько минут назад, теперь стали холодными как лед.
— Я ничего не собираюсь думать. — Он указал на телевизор. — Там все было понятно. — Он сделал паузу, потом продолжил охрипшим шепотом: — Ты и вправду сказала ей, что между нами ничего не было?
— Я могу все объяснить…
Найджел поднял руку, останавливая ее. Его сердце болезненно сжалось. Он вспомнил вчерашний день. Как волшебно он чувствовал себя, когда сказал ей, что любит ее!
И она ответила, что тоже его любит…
Но теперь, в этой комнате, при резком свете, он понял, что так и остался предметом потребления, который служит для удовлетворения чьих-то нужд.
Найджелу стало горько, что он так обманут.
— Ты предала меня за несколько часов до того, как мы стали близки. До того, как мы признались, что любим друг друга.
— Найджел, это ты сказал, что не хочешь говорить о делах.
— Или мы только занимались любовью? — перебил он, и черная холодная боль затопила его. Лучше бы он не встретил ее.
Он смотрел вокруг себя на дорогие лампы, блестящий стол из стекла и хрома, первоклассное эргономичное кресло.
— Ты преуспевающая деловая женщина, Кимберли. Я только не знаю, как далеко ты зайдешь ради успеха. Скажи мне, со сколькими клиентами ты делала это? Сколько это — «множество других»?
— Это возмутительно…
— Скажу тебе вот что. Я не буду стоять на твоем пути. Можешь использовать Фантома. В конце концов, ты заработала это.
Ее глаза наполнились слезами, и она сделала шаг вперед.
— Пожалуйста, не надо. Я собиралась сказать рекламному агентству, чтобы они отказались от этой затеи. Я понятия не имела, что было на кассете.
— Ты могла сказать им это в тот момент, когда мысль о ней только возникла. Теперь уже не надо строить из себя героиню. Сдается мне, что ты все еще едешь на своей черной лошади.
Он видел, как белеет ее красивое лицо. Лицо, которое он целовал, ласкал, держал в своих руках, когда…
— Найджел, — ей не хватало воздуха, — ты ошибаешься.
Он направился к двери и остановился. Не взглянув на Кимберли, он бросил через плечо:
— Когда я шел сюда, то хотел поговорить с тобой. Я уже был готов сделать тебя моей Единственной.
С отвращением качая головой, Найджел вышел.
Кимберли была потрясена. Как могло случиться, что все шло так хорошо, так замечательно — и вдруг все стало так плохо?
Ее ноги приросли к полу. Она могла только стоять и смотреть на дверь, пораженная тем, что он ушел.
Он даже не дослушал меня. Он обвинил меня и ушел.
Она охватила себя руками за плечи, будто это могло успокоить боль ее сердца.
Мелькнула мысль, что нужно бежать за ним.
Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Нет, это глупо. Он разъярен, а она от горя едва может соображать.
— Кимберли? — вошел с ошарашенным видом Морис. — Что случилось?
Она попыталась притвориться спокойной.
— Я думаю, тебе надо прекратить подготовку к свадьбе. — О, к черту все это. — Он… — голос ее сломался, — он ушел.
Морис нахмурился, глядя на погасший экран телевизора.
— Видео?
Она кивнула.
— Я сама во всем виновата.
— О, дорогая. — У него в глазах появилось выражение как у щенка. От этого взгляда у нее всегда что-то обрывалось внутри. — А ты можешь позвонить ему и все объяснить?
Она повернулась к столу, бросила пульт на груду бумаг.
— Ненавижу этот бизнес.
— Дорогая, ты горячишься.
— Не-на-ви-жу! — повторила она, медленно двигаясь вокруг стола, глядя на символы своего так называемого успеха. — Я была так захвачена работой. Сделала ее своей жизнью, потому что у меня нет другой жизни. И вот появляется мужчина, который любит меня, и что делаю я?
Морис вытер один глаз.
— Дорогая, остановись…
— Я предаю его!
— Ты не собиралась, — сказал Морис напряженным голосом. — Ну, ладно, давай согласимся, что ты не хотела предавать его, но предала. Как мы исправим это?
— Я… мы никогда не сможем ничего исправить. Он больше не хочет иметь со мной дела.
— Он чувствительный мужчина. — Морис поглядел на нее. — Поверь мне. А что, если мы пошлем ему большую коробку конфет?
