Девлин отодвинулся, чтобы снять одежду, а затем снова принялся ласково поглаживать Кэт, и ее тело в ответ задрожало.
Только когда лошадям осталось преодолеть последнее лье до замка Челтенхем, Кэтрин собралась с духом задать вопрос, который занимал ее мысли последние три дня. Состязания закончились, турнир был позади, но она не осмеливалась спросить о том, что не давало ей покоя. Ее интересовало, что могло разжечь такую ненависть между братьями и как могли два столь похожих человека питать друг к другу такие злобные чувства. Кэт нерешительно взглянула на Девлина. С мужественной грацией восседая на огромном жеребце, он легко управлял им, держа поводья в одной руке, и смеялся в ответ на что-то сказанное Роджером Монтрозом.
В конце концов Роджер пустил свою лошадь галопом, и Кэтрин с Робертом остались вдвоем скакать по пыльной дороге. Сквозь густую листву росших вдоль дороги деревьев пробивалось предвечернее солнце, и медные волосы Кэт горели огнем в его розовых лучах. Лорд Роберт, улыбаясь, с восхищением поднял к свету длинный локон.
– Ваши волосы сияют, как утренний поцелуй солнца, леди Кэтрин, – пробормотал он словно самому себе. – Они так и просят ласки.
– Вы всегда не можете устоять перед женскими прелестями, милорд? – лукаво поинтересовалась Кэт, насмешливо приподняв брови.
– Нет. Всего о нескольких своих женщинах я задумывался дольше чем на минуту. – Усмехнувшись, он наклонился в седле и, взяв в ладонь округлый подбородок Кэт, поднял к себе ее лицо. – Но вы совсем другое дело, дорогая. Я часто думаю о вас – и с большим желанием.
«Если бы только он думал обо мне не просто с вожделением. – Кэтрин подавила непрошеный вздох. – Однажды настанет день, и он поймет, что я этого заслуживаю, – сказала она себе. – Конечно, для этого нужно время и огромное терпение, но, я докажу, что стою того».
– Милорд, – нерешительно начала она, слегка покусывая нижнюю губу, – почему ваш брат так ненавидит вас? – Кэт застыла под мрачным взглядом, который он бросил на нее из-под насупленных бровей, и пожалела о своем вопросе.
– Потому что я появился на свет раньше его. – невозмутимо ответил Роберт, – и потому, что я, а не Джон, унаследовал земли матери.
– Значит, вы старший сын? – Наморщив лоб, Кэтрин старалась понять истоки неприязни между братьями.
– Я второй сын, – к ее удивлению, сказал Роберт, покачав головой, – а Джон третий.
– И тем не менее вы наследник? Как же так?
– Мой отец норманн и младший сын, – сухо заговорил Девлин, – а мать, саксонка по происхождению, единственный ребенок. Отец получил свои владения в Англии от Вильгельма после битвы при Гастингсе в 1066 году. Эту собственность наследует мой старший брат Гэвин. Ко мне переходит Девлин, саксонское владение моей матери. А Джон отдан на службу церкви.
– И таким образом он остался без земель? – Теперь Кэт начинала понимать горькое замечание Джона. – И поэтому он ненавидит вас? Но… но ведь вы не имеете к этому никакого отношения, милорд. Такова Божья воля.
– Тем не менее Джон всегда ненавидел меня. Чуть ли не с пеленок. В детстве именно он всегда болел, а я оставался здоровым, и только позже, когда мы повзрослели, он окреп. Мне кажется, он винил меня за то, что в играх я почти всегда брал над ним верх, и считал, что если бы не болел, то победы одерживал бы он.
– Но почему? – На хорошеньком личике Кэт отразилось замешательство, и она озадаченно посмотрела на Роберта. – Почему он должен ненавидеть своего брата? Разве вы не дети одной матери? Почему он должен питать к вам злые чувства?
Роберт ничего не ответил, а только пожал плечами и отвернулся, глядя на стоявший у дороги крестьянский домишко. Угрюмый, одетый в лохмотья мужчина при виде проезжавших коснулся лба узловатой натруженной рукой жестом уважения к своему нормандскому хозяину. Роберт окинул взглядом жалкую хижину, привязанную неподалеку тощую корову и глазастых детишек на пороге раскрытой двери, уцепившихся за подол материнской юбки.
– Кто собирает подати с этих арендаторов? – с любопытством спросил лорд Роберт.
– Ну, этим всегда занимался управляющий отца, – медленно ответила Кэтрин. Резкое изменение темы разговора застало ее врасплох. В прошлом году был хороший урожай, и такая нищета могла быть лишь следствием неправильного управления. – Его обязанностью было собирать подати три раза в год, а также налагать пени и штрафы. – Прикусив губу, она снова посмотрела на ветхие жилища и возмущенные глаза вилланов[1], работавших на полях Челтенхема. Кэтрин знала, как крестьяне относились к ее отцу, хотя долго старалась не замечать этого. Она и ее мать часто пытались облегчить их жалкое существование, несмотря на запреты Уолтера, который строго следил за своей казной и кладовыми, вызывая этим у Кэт чувство стыда.
– Когда мы вернемся в Челтенхем, я проверю книги счетов, – тихо сказал Роберт, и глубокие морщины прорезали его лоб. Увиденная им нищета могла означать, что Уолтер или его управляющий скрывали доходы и сообщали королевским переписчикам фальшивые цифры. Такая уловка была не нова, и Вильгельм беспощадно боролся с обманщиками. – Этому нет прощения, когда был хороший урожай. – Девлин украдкой взглянул на Кэт, пытаясь понять, была ли девушка такой же хитрой и лживой, как ее отец: пока он ни разу не уличил ее во лжи, но в ее жилах текла кровь Уолтера, и только время могло показать, какова девушка на самом деле.
Кэтрин благоразумно не стала дальше обсуждать положение крестьян. Начинало смеркаться, и она с волнением ожидала возвращения домой, хотя, стоило лишь ей вспомнить, что Челтенхем уже больше никогда не будет по-настоящему ее домом, она становилась сама не своя. Теперь замок принадлежал другому – суровому лорду, у которого не было намерения жениться, и Кэтрин суждено быть ему любовницей, пока она не лишится его благосклонности. Мысли Кэт были мрачны, как лесные потоки, через которые переправлялись мерно ступавшие лошади. «О, если бы можно было увидеть свет в конце длинного пути так же ясно, как я вижу впереди огни на башнях Челтенхема!» – вздохнула Кэтрин.
Солнце уже опустилось за верхушки деревьев, когда показались стены замка, освещенные неровным светом факелов. Поскрипывали кожи, и позвякивал металл на конской сбруе. Отряд преодолевал последние ярды и въезжал через поднятые решетчатые ворота во внешний двор замка. Девлин жестом указал Кэтрин на ведущие во внутренний двор ворота в стене между высокими каменными постройками, в которых размещались помещения для воинов, оружейные склады и кладовые.
– А вы разве не поедете, милорд?
– Нет, леди, – покачал Девлин темноволосой головой и, остановив жеребца, сделал знак Роджеру остаться рядом. – Я приеду позже. Сейчас мне кое-что нужно осмотреть.
Пожав плечами, Кэтрин направила свою кобылу к конюшням, расположенным на краю внутреннего двора. Ей навстречу выбежал конюший, чтобы взять у нее лошадь. После захода солнца дневное тепло быстро ушло, и легкий туман накрыл замок прохладным сырым покрывалом. Спешившись, Кэтрин плотнее завернулась в розовую накидку и поднялась по ступенькам к арочному проему, ведущему в Большой зал. У входа стоял стражник, которого Кэтрин знала еще с детства. Проходя мимо, она улыбнулась ему. «Теперь осталось всего несколько знакомых лиц», – грустно отметила про себя Кэт, пересекая зал по устланному соломой полу.
