Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Когда вопрос вернулся к Полине, Маргарита посмотрела на всех, как на дураков:
— Никто не знает? А фиг ли вы тут раком встали?
Вечером она каллиграфическим почерком записала в журнал: «Проведено знакомство членов отряда в игровой форме».
Еще одна прекрасная игра была у Маргариты:
— Кладем ладони на стену. Каждому я задаю по вопросу, по очереди. Если ответ «да», шаг вверх на одну ладонь. Если «нет» — вниз. У кого через десять минут руки выше всех, тот победил. Поехали.
Она достала из кармана песочные часы и поставила на журнальный столик.
— Витя, ты любишь читать?
Шаг вверх.
— Марина, тебе вопрос. Знаешь, кто такой Гомер?
Шаг вверх. И понеслось:
— Ты умеешь плавать? Ты любишь манную кашу? Ты помнишь формулу дискриминанта?
По ходу игры вопросы становились каверзнее.
— Ты любишь вязать? — спрашивала Маргарита какого-нибудь мальчика. — Ты можешь выпить пузырек касторки? Ты мучаешь животных? Ты ругаешься матом? Ты целовался с девочкой?
Когда все смотрят, даже если «да», все равно «нет» ответишь.
И наконец коронное:
— Ты идиот? — вопрос достается вихрастому пацану с царапиной во всю щеку. Время почти истекло, остаются секунды… Если не скажет «да», он проиграет. Парень колеблется, но все же отступает на шаг.
— Нет? А ты? Тоже нет? А что же вы тогда на стенку все лезете?!
Господи, как хорошо, что нам досталась Света…
В ту ночь я твердо решила не спать, но все равно уснула, вырубилась на пятнадцать минут — сразу проверила по часам, — а две конфеты исчезли. Мистика. Домовой, что ли, ест? Я верила в домовых. Не то что верила — знала, они существуют.
Когда отряды выстроились на утреннюю линейку, мы с Лидкой стали внимательно осматривать физиономии. В нашем отряде все чисто. И в четвертом, и в третьем… Пятый, шестой… Никого.
Ага! Вот они стоят, голубчики. Кого угодно ожидала я увидеть в чернилах, но только не этих двух карапузов. Восьмой отряд, первоклашки. Маленькие, щуплые, рост метр с кепкой… Малышовый корпус находился на отшибе, у самого забора. Как эти дохлики пробирались ко мне каждую ночь через весь — немаленький — лагерь? Не боясь ни пиковую даму, ни бродячую статую? Откуда они вообще узнали про конфеты? Увидели мешочек на родительском дне? Загадка…
— Видала? — кивнула Лидка. — Надо бы уши надрать.
— Не надо, не трогай. Пускай живут. Люблю храбрецов.
Мертвые головы
«Расскажи мне сказку!» — «…Как волк насрал в коляску!» Отвечая на мои приставания, папа все время призывал в помощь волков. «Где мама?» — спрашивала я. «Волки какать на ней уехали», — отвечал папа. А сейчас мне требовалась история на ночь, и не какой-нибудь пересказанный наспех Драгунский, а Очень Страшная История.
— Ну пап!
— Не папкай, видишь, я занят. Спи давай.
— Расскажи что-нибудь…
— Завтра мама тебе расскажет.
— Ну про отрезанную голову…
— Про отрезанную голову я тебе уже десять раз рассказывал.
— Расскажи одиннадцатый.
— Ночью приснится. — Это просто реплика по сценарию. Сплю я хорошо, и папа это знает.
— Ты обещал. Я кол по математике исправила.
— Точно исправила? — переспрашивает папа, сменив гнев на милость.
— С тебя голова.
— Ладно, одолела… Двадцать минут, не больше. — Папа плотно притворяет дверь — мама такие истории не любит, брезгует — и присаживается на краешек моей раскладушки.
Сеанс начинается.
Что может быть заманчивее отрезанной головы? У нас это разменная монета: когда папа проигрывает спор или выполняет условие договора, он всегда рассчитывается такой историей. Я знаю их все наизусть.
Первая дедова.
— В юности дед учился в Пензе в железнодорожном техникуме и по выходным ездил домой — на поезде час от города, станция Симанчино, а оттуда десять километров пешком до деревни. В тот день он возвращался вместе с однокурсником. Чтобы не брать билеты, поехали на крыше товарного состава — так многие делали. И было у них, железнодорожников, особым шиком встать и постоять на крыше на полном ходу. Поезд трясет, все — кто сидит, кто лежит… страшно… Дед постоял минуту, повыпендривался, сел. Теперь однокурсника очередь. Состав разогнался, хорошо идет. Парень руки в стороны раскинул: ничего не боюсь! Поля, леса проносятся, ветер в лицо… А над путями провод. Как раз ЛЭП проезжали, а какая тогда ЛЭП, вольт 200–300, — короче, провод над путями был. Как лезвием голову срезало! — зловеще заключил папа.
— А дед?
— А что — дед? Кому нужны лишние проблемы? Спрыгнул да пешком пошел. И все остальные врассыпную, чтобы свидетелями не быть. Тогда же не разбирались, сажали всех, мало ли там чего…
— Машиниста посадили?
— А я думаю, может, этот и не доехал, скатился. Машинист будет останавливаться, что ли? Он и не видел.
— Может, и видел.
— Да как он увидит, ты что? Никак не увидишь. Там семь-восемь вагонов.
— А как они залезали?
— Я не спрашивал…
Вторая голова досталась от прадеда. Пензенская губерния, глухомань, далекий колхоз…
— Возвращались косцы с сенокоса — в косоворотках, соломенных шляпах, с косами на плече… — папа показывает, как держат косу: вот так, — солнце садится, кузнечики стрекочут, сеном пахнет… Благодать. Идут гуськом, тропинка узкая среди полей. Впереди ручей, через него мостик. Тот парень, что первым шел, ступил на доски, смотрит: в тени рыба стоит. Я так думаю, что голавль. Щука вряд ли будет стоять на жаре. Тогда рыбы навалом было, не то что сейчас. В каждом ручейке водилась… Решил оглушить ее с мостика древком — до воды-то недалеко. Коса как сделана, знаешь? Не знаешь. У нее палка вверху толстая, а книзу утончается, чтобы легче работать. Примерился, замахнулся… Раз! — и покатилась, покатилась голова в ручей… И вода вся красная. Бабы орут… Хорошо бы в фильме каком-нибудь снять.
В наше время про отрезанные головы много разговоров было. Этот случай мне дядя Леня рассказывал, но я ему не верю. Не похоже на правду. Ехал он на поезде, опять же из Пензы, до Каменки. Он не на крыше ехал — в плацкарте, как порядочный взрослый человек.
Мужик рядом с ним сидел. И чем-то ему не понравился. Странный… Смотрел, может, не так. Вышел он покурить в тамбур…
— Мужик?
— Мужик. А рядом с Ленькой чемодан его лежал. Вагон почти пустой, поблизости никого. Ленька вообще любопытный! Филипповы все такие: представляешь, какая бабка любопытная, — а Ленька любопытнее раз в пятьдесят, наверное. Я, говорит, не удержался и поднял крышку чемодана. Он не застегнут был. А там голова отрезанная лежала. Я захлопнул — и бежать.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
