Когда все обязанности были выполнены и свинарник наполнился гулкими звуками чавканья и возни, он зашел в мойку, чтобы развести теплую водичку с сахаром в бутылочке с соской. Он боялся за двоих слабеньких поросяток Трюльте. Мешок с сахаром в шкафу отсырел, он нашел отвертку и отколол кусочек, вскипятил воду на плитке и развел сахар. Когда тот растворился, он добавил в смесь холодной воды, чтобы не было горячо, и вернулся к загончику Трюльте.
Все, как он предполагал: спящие под лампой тельца уже выжали двух самых маленьких к краю ящика. Он взял одного на руки, поросенок спал, и его было никак не разбудить. После долгих трудов ему удалось сунуть соску в крошечный ротик, и тут наконец-то инстинкты проснулись, и поросенок засосал.
— Ну вот, вкусно, кажется. Только не все пей. Твоей сестренке надо оставить половину.
Малыш все еще дрожал, даже когда он положил его обратно под самую лампу. Тридцать четыре градуса — идеальная температура для таких почти новорожденных. Ему казалось, в ящике такая температура и держится, но если поросенок промерз, ему требуется невероятно много энергии, чтобы восстановить теплообмен. Он взял второго и дал ему оставшуюся сладкую смесь. И тут вспомнил, что когда-то давно читал в журнале, как какой-то фермер опускал новорожденных поросят в ведро с теплой водой, надев на шею ярко-желтые спасательные жилеты. Тогда он долго смеялся над фотографией, и, кажется, даже в новостях это показывали. Передача была как раз о смертности среди новорожденных поросят.
Желтых жилетов у него не было, зато было ведро с теплой водой. И две руки.
Он принес ведро с водой и две сухих тряпки, вытащил одного из поросят за заднюю ножку. Крепко перехватил его под мышками и окунул в воду. Поросенок брыкался, как одержимый, и вопил, будто его проткнули раскаленным прутом. В свинарнике вдруг стало совершенно тихо, все внимательно прислушивались.
— Расслабься, я тебя не убиваю. Я ведь живу за твой счет, глупышка!
Через несколько секунд протесты затихли, и на рыльце появилось блаженное выражение. Еще через несколько секунд поросенок, опущенный в теплую воду, спал в его руках.
Ноги затекли. Сколько, интересно, тот поросенок в желтом жилете находился в воде? Он не помнил, возможно, об этом даже не упоминали.
Надо было сесть на сноп соломы. Теперь уже поздно. Он стоял, пока не заломило спину, а поросенок вроде прогрелся. Тогда он вынул его из воды, обернул сухой тряпкой и немного потер.
Малыш даже не проснулся, он положил его к остальным посреди кучки, отодвинув сопротивляющихся поросят в сторону. Потом отправился в мойку, добавил в ведро еще горячей воды и повторил процедуру со вторым поросенком, а потом и его положил посреди кучки собратьев под лампой, рядом с первым. Придется более удачливым братьям и сестрам принять тот факт, что не они здесь решают.
Он подмел солому в проходе, вылил горячую воду из ведра на пол, прошелся еще раз шваброй и, опершись на нее, встал в задумчивости. Надо бы помыть весь свинарник, не только пол, но и стены, потолок. Если придет инспектор санэпидемстанции, скорее всего, придется платить штраф. Но в такой мороз об этом лучше не думать. Тем не менее, мысль о внезапном появлении инспектора поселила в нем страх. Не выполнив все требования, он рисковал снижением закупочной цены. Поэтому он принес еще несколько ведер, плеснул воды там и здесь и как можно тщательнее смел коричневую жижу. Потом хорошенько прополоскал швабру, прошелся по потолку, срывая паутину, провел шваброй по лампам, и сразу же стало лучше. В мойке он протер скамейки тряпками, которыми вытирал поросят, посмотрел на плитку. Когда-то она была белой, а теперь стала совсем грязной. Он открыл шкаф и порылся в дальнем углу полки. Как он и думал, там обнаружилась древняя банка моющего средства. Картонный цилиндр сморщился от влаги, и порошок отказывался высыпаться сквозь дырочки. Он срезал верхушку и посмотрел на слипшиеся лепешки порошка, после чего запустил туда отвертку. Вооруженный тряпкой, порошком и теплой водой он накинулся на плитку и почувствовал, как ему хорошо, он справляется с ситуацией, все под контролем. Бутылка с порошком напомнила о минувшем времени, теперь таких уже не продавали. То, чем пользовались сейчас, называлось по-другому, и это был не порошок, а гель. Мать же всегда пользовалась стальной мочалкой и обмылками, и все было чисто.
Вернув порошок на место, он стоял и разглядывал нижнюю полку шкафчика. Там было акевита на донышке бутылки, примерно столько же датской горькой настойки в высокой темной бутылке и несколько бутылок пива, остатки с Рождества, которые он принес сюда, чтобы допивать в одиночестве. К тому же, старик все равно не переносил алкоголя.
Он достал одну бутылку с пивом. Как он и боялся, она вот-вот собиралась замерзнуть, за коричневым стеклом уже начали образовываться кусочки льда. Тогда он взял все бутылки и занес их в свинарник, положив в проходе у ящика для новорожденных.
Уходя из мойки, он оставил воду течь тоненькой струйкой, чтобы не замерзли трубы. Теперь он созрел для сытного завтрака и прогноза погоды, а потом можно сесть на трактор и отправиться в магазин.
На следующий день приехала домработница. Температура поднялась до минус десяти. Едва зайдя на кухню, она объявила:
— Я здесь последний день.
— Но…
— Нет-нет, у вас будет домработница, только мы тут поменялись маршрутами, так что у вас будет другая.
Он уже привык к ней. Она не рыскала по дому, делала свое дело и уезжала. Во время уборки она затыкала уши наушниками с музыкой и подпевала. Отец был этим очень недоволен, он хотел общаться. Не понимал, что молодой девушке вроде нее совершенно неинтересно слушать болтовню старого хрыча о погоде и войне, и о том, как жили раньше, и как ужасно, что решили отдать плодородную землю под поле для гольфа.
— Тогда мы лучше откажемся от домработницы, — сказал Тур.
— Что за чушь?! Вам же нужна уборка. Сегодня я загружу машину рабочей одеждой, так что принесите, что вам там надо постирать. И, кстати, это называется помощница по дому, домработница — слово устаревшее. Да и помощницей по дому вообще-то это тоже не называется, теперь есть слово «уборочное звено». Но это так глупо звучит, что даже я его не употребляю, хотя фактически этим уборочным звеном и являюсь.
— В любом случае, мы лучше откажемся, как бы оно ни называлось…
Но тут он вспомнил, что уборку оплачивал Маргидо, который тут же обнаружит, что от нее отказались. Он выругался про себя. Бесполезно. И все — ради Турюнн…
— И кто же это будет? — спросил он.
— Понятия не имею. Увидите, когда она приедет. Так вы принесете мне рабочую одежду? И носки, и все прочее пока я вытряхиваю этот жуткий пластиковый коврик.
Он обнаружил их, заглянув на секунду к свиньям с комбинезоном в руках. Три жирных крысы в самом конце прохода пожирали сухой корм, который он обронил утром.
— Мать вашу!
Крысы проскочили вдоль стен в кормовую, он прыжками помчался за ними. Но в кормовой во всех стенах были трещины, готовые ходы и в амбар, и в старый уличный туалет, и на силосную башню.
