Книга Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов

«Хвоста» за собой Родионов приметил не сразу, просто забыл провериться, как его учил старик Парамон. Старый маз владел разными уголовными трюками в совершенстве и мог уйти от любой слежки, невзирая на больные ноги.

– Всегда, – наставительным тоном говорил он Савелию, – даже ежели ты живешь под чужим именем и в месте, где тебя никто не знает, проверяйся, нет ли за тобой «хвоста», и никогда не пренебрегай сей осторожностью. Приемов для этого имеется несколько. Можешь выронить свою любимую трость или портмоне и, поднимая их, незаметно поглядеть назад. Также можно заметить, есть за тобой топтуны или нет, завязывая шнурки или застегивая пуговичку на штиблетах. Потому как, присев или наклонившись, ловчее смотреть назад, и идущему сзади этого не видно. Конечно, ты можешь идти и оглядываться, но это тебе самому будет дороже: «хвост», чтобы не обнаружить себя, будет осторожней, и ты его просто не заметишь.

Еще хороший прием: остановиться у витрины и посмотреть, не приостановился ли еще кто-то недалеко от тебя. А еще можно резко развернуться и пойти назад. Ну, будто забыл чего и неожиданно припомнил. В этом случае следует запоминать все лица, что будут попадаться тебе навстречу. Два-три таких приема, и человек, попавшийся тебе навстречу не раз и не два, и есть твой «хвост»…

Савелий остановился у витрины магазина готового платья и скосил глаза влево; недалеко от него у шляпного магазина тоже встал некий мужчина, якобы заинтересовавшись огромной шляпой с целой клумбой искусственных цветов на ней и пышным кустом длинных перьев – последним писком женской моды этого сезона.

Как обычно, топтун был неприметен, и Савелию стоило большого труда, чтобы запомнить хотя бы его профиль. Удостоверившись, что за ним следят, Савелий, вместо того чтобы пойти на Черноозерскую, где находился Государственный банк, спустился на Петропавловку, долго осматривал узоры кованых решеток балюстрады здания Купеческого банка и даже разик-другой, воровато осмотревшись, пытался заглянуть в окна. Затем, помахивая в такт шагам тростью с перламутровым набалдашником, он прошел невзрачный доходный дом и остановился возле арочного проезда, пропуская крытый фордовский грузовичок.

– Посторонись! – крикнул пузатый городовой какой-то бабе с корзинами, заметавшейся перед самым носом грузовичка.

«Форд», выпустив из своего железного нутра едкое облако дыма, повернул налево и поехал, мелко подергиваясь, по булыжной мостовой.

– Филки повезли, – услышал Савелий мальчишеский голос. – Вот бы нам в этот фургончик заглянуть, а, Геня?

– Брысь отседова! – гаркнул городовой, и два босых пацаненка дунули мимо Родионова, скрывшись в проходном дворе.

Савелий прошел арку и поднял голову. Под самой крышей высокого трехэтажного здания с колоннами красовалась вывеска:

ВОЛЖСКО-КАМСКИЙ

АКЦИОНЕРНЫЙ БАНК

КАЗАНСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Савелий хмыкнул, весело глянул на городового и пошел дальше. Со стороны Родионов мог показаться неким весьма успешным господином, совсем недавно схоронившим богатого дядю и получившим в наследство солидный капитал. Также возможно, что сей господин некогда весьма удачно подвизался на юридической ниве, но в настоящее время таковая необходимость, впрочем, как и любая иная надобность служить где бы то ни было, отпала. И дабы убить до вечера время, господин с тросточкой просто фланировал по улицам, заходя в модные магазины и делая не очень нужные ему покупки.

Он пересек узкую улочку с лабазами и лавками и спустился на центральную улицу, что звалась Большой Проломной. А звалась она потому так, что давным-давно, когда молодой государь Иван Васильевич, еще не будучи грозным царем, брал Казань, именно в конце сей улицы под острожную стену был сделан подкоп, и когда заложенные в него бочки с порохом рванули, в стене образовался пролом, куда и хлынули воины русского государя. Теперь эта улица сверкала витринами магазинов и лавок, и шум большого города был слышен здесь явственнее, чем где бы то ни было. Кричали, расчищая себе дорогу, извозчики, громыхал на стыках рельс трамвай; приказчики в ярких поддевках и смазных сапогах зазывали в свои магазины и лавки прохожих, безапелляционно заявляя, что их товар – самый лучший и привезен он не далее как сегодня утром «прямо из самого Парижу» или, на худой конец, «из Амстердаму».

В надежде оторваться от «хвоста» Савелий пошел вдоль этих модных магазинов, и тут ему повезло: из церкви, стоящей в глубине улицы, торжественно выносили очередного покойника. Подождав у высоченной колокольни, пока похоронная процессия не поравняется с ним, Савелий нырнул в толпу, дошел с ней до большой торговой площади, повернул в проходной двор, скорым шагом опять поднялся на Воскресенскую улицу, прошел университет, полицейскую часть и проверился: «хвоста» не было. Свернув направо, он спустился по крутой улочке к Черноозерскому саду и присел на одну из свободных скамеек. В ряду домов по улице Черноозерской его внимание привлекло угловое трехэтажное здание с огромными, выше человеческого роста, окнами второго этажа. На большом козырьке парадного входа золотом светились буквы: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ. На обоих торцах козырька было написано: БАНКЪ.

– Добрый день, – остановился возле Савелия высокий худой человек в касторовой шляпе, что обычно носят художники. В руках у него были тренога и фотографический аппарат. – Позвольте представиться, Соломон Фельзер, свободный художник. Смею вам заметить, молодой человек, что у вас очень выразительное лицо. И пусть мне уже никогда не покушать фаршированной щуки и кугеля с медом, если это не так.

Человек в касторовой шляпе поставил треногу на землю и, ободренный молчанием Родионова, продолжил, указывая на свой инструментарий:

– А ви знаете, что это такое? Нет, молодой человек, ви не знаете, что это такое. Так я вам скажу: это фотографический аппарат системы господина Бартильона. О, это был выдающийся человек, очень, очень выдающийся человек. Если ви захочите, я могу рассказать про него много хорошего и поучительного. Однажды господин Бартильон… Простите, ви не сильно спешите?