Поэтому поначалу, здравый как умом, так и телом, Уотт вершил извечный труд.
И поэтому Уотт, вскрыв эту консервную банку своей паяльной лампой, обнаружил, что та пуста.
Так обернулось, что Уотт так никогда и не узнал, сколько же он пробыл в доме мистера Нотта, сколько на первом этаже, сколько на втором, сколько всего вместе. Одно он мог сказать наверняка — срок показался долгим.
Задумавшись затем в поисках отдохновения о возможных связях между этими последовательностями, последовательностью собак, последовательностью слуг, последовательностью картин, если упоминать лишь эти последовательности, Уотт припомнил далекую летнюю ночь в не менее далеком краю, когда Уотт был молод, мертвецки трезвым одиноко лежал в канаве, раздумывая, те ли это время, место и возлюбленная, а три лягушки выквакивали «Квак!», «Квек!» и «Квик!» в следующие моменты времени: первый, девятый, семнадцатый, двадцать пятый и т. д., первый, шестой, одиннадцатый, шестнадцатый и т. д., и первый, четвертый, седьмой, десятый и т. д. соответственно, и он слышал:
Квак! _______
Квек! — Квек! — Квик! — Квик! — Квик! -
Квак! —
— Квек! — Квек!
— Квик! — Квик! — Квик!
Квак! _______
— Квек! —
— Квик! — Квик! —
Квак! _______
— Квек! — Квек! — Квик! — Квик! — Квик! -
Квак! _______
— Квек! —
— Квик! — Квик! — Квик!
Квак! _______
Квек! — Квек! —
— Квик! — Квик! —
Квак! _______
— Квек! — Квек! Квик! — Квик! — Квик! -
Квак! _______
— Квек! —
— Квик! — Квик! — Квик!
Квак! _______
— Квек! _ _ _ _ Квек! -
— Квик! — Квик! —
Квак! _______
— Квек! — Квик! — Квик! — Квик! -
Квак! —
Квек! — Квек! —
— Квик! — Квик! — Квик!
Квак! _______
— Квек! — Квек!
— Квик! — Квик! —
Квак! _______
— Квек! _ _ _ Квик! — Квик! — Квик! -
Квак! —
— Квек! -
— Квик! -
— Квек! -
— Квик! — Квик!
Квак! _______
— Квек! —
— Квик! — Квик! —
Квак!
Квек!
Квик!
Торговка рыбой очень нравилась Уотту. Уотт не был желанным для женщин мужчиной, но торговка рыбой очень ему нравилась. Возможно, другие женщины нравились бы ему больше, впоследствии. Но из всех женщин, нравившихся ему до той поры, ни одна, по мнению Уотта, и в подметки не годилась этой торговке рыбой. И Уотт нравился торговке рыбой. Это счастливое совпадение — что они нравились друг другу. Поскольку если торговка рыбой нравилась бы Уотту, а Уотт не нравился бы торговке рыбой, или если Уотт нравился бы торговке рыбой, а торговка рыбой не нравилась бы Уотту, что бы тогда сталось с Уоттом или с торговкой рыбой? Дело вовсе не в том, что торговка рыбой была желанной для мужчин женщиной, поскольку она пребывала в преклонном возрасте и была лишена природой тех качеств, что привлекают мужчин к женщинам, кроме только, возможно, остатков необыкновенной осанки, выработавшейся вследствие привычки носить корзину с рыбой на голове на большие расстояния. Дело вовсе не в том, что мужчина, не обладающий теми качествами, что привлекают женщин к мужчинам, не мог быть желанным для женщин мужчиной, и не в том, что женщина, не обладающая теми качествами, что привлекают мужчин к женщинам, не могла быть желанной для мужчин женщиной, они вполне могли ими быть. И у миссис Горман было несколько поклонников до и после мистера Гормана и даже при мистере Гормане, и у Уотта было по меньшей мере два недурных романа за время его безбрачия. Не был Уотт и желанным для мужчин мужчиной, поскольку не обладал теми качествами, что привлекают мужчин к мужчинам, хотя, конечно, у него были друзья-мужчины (у какого бедолаги их не бывает?) более чем единожды. Дело вовсе не в том, что Уотт не мог быть желанным для мужчин мужчиной, не обладая теми качествами, что привлекают мужчин к мужчинам, он вполне мог им быть. Но случилось так, что он им не был. Что же касается того, была ли миссис Горман желанной для женщин женщиной или нет, то это неизвестно. С одной стороны, могла быть, а с другой, нет. Но более вероятным кажется, что не была. Дело вовсе не в том, что мужчине совершенно невозможно быть сразу желанным для мужчин мужчиной и желанным для женщин мужчиной или женщине быть сразу желанной для женщин женщиной и желанной для мужчин женщиной чуть ли не одновременно. Поскольку с мужчинами и женщинами, желанными для мужчин мужчинами и желанными для женщин мужчинами, желанными для мужчин женщинами и желанными для женщин женщинами, желанными для мужчин и женщин мужчинами, желанными для мужчин и женщин женщинами все возможно, насколько можно быть уверенным в чем-либо в этой связи.
Миссис Горман заходила каждый четверг за исключением тех случаев, когда у нее случалось недомогание. Тогда она не заходила, а оставалась дома, в постели, или в удобном кресле перед камином, если было холодно, или у открытого окна, если было тепло, или, если было не холодно и не тепло, у закрытого окна или перед пустым камином. Поэтому четверг Уотт предпочитал всем другим дням. Одни предпочитают воскресенье, вторые понедельник, третьи вторник, четвертые среду, пятые пятницу, шестые субботу. Но Уотт предпочитал четверг, поскольку миссис Горман заходила в четверг. Тогда он приводил ее на кухню, и открывал ей бутылочку портера, и усаживал ее к себе на колено, и обнимал правой рукой за талию, и склонял голову на ее правую грудь (левую, к несчастью, удалили в пылу хирургической операции), и в этой позе застывал, не шевелясь или шевелясь как можно меньше, забыв о своих бедах, на целых десять минут или четверть часа. И миссис Горман тоже, левой рукой перебирая седовато-рыжие пучки волос, а правой через точно отмеренные интервалы поднося бутылку к губам, по-своему какое-то время тоже пребывала в покое.
Время от времени, подняв усталую голову и переместив усталые объятья от талии к шее, Уотт в удручающей манере целовал миссис Горман в губы или где-то рядом, скукоживаясь затем в позу снятого с креста. И эти поцелуи, когда начальный горячечный эффект начинал спадать, то есть вскоре после их совершения, миссис Горман по своей неизменной привычке подхватывала на свои губы и возвращала со спокойной любезностью, как поднимают перчатку или газету, упавшую в каком-нибудь общественном месте, и с улыбкой, а то и поклоном возвращают ее законному владельцу. Так что каждый поцелуй был в действительности двумя поцелуями, сперва — поцелуем Уотта, стыдливым, беспокойным, затем — поцелуем миссис Горман, елейным и вежливым.
Но миссис Горман не всегда сидела на Уотте, поскольку порой Уотт сидел на миссис Горман. Иногда миссис Горман всю дорогу сидела на Уотте, иногда Уотт — на миссис Горман. Бывали и такие дни, когда миссис Горман сначала сидела на Уотте, а потом Уотт сидел на ней, или когда Уотт сначала сидел на миссис Горман, а потом миссис Горман сидела на нем. Поскольку Уотт склонен был уставать, еще до того как миссис Горман приходило время уходить, от того, что миссис Горман сидит на нем, или от собственного сидения на миссис Горман. Тогда, если миссис Горман сидела на Уотте, а не Уотт — на миссис Горман, тогда он нежно сгонял ее со своего колена на ноги, на пол, а сам поднимался, пока они, всего лишь мгновением раньше сидевшие, она — на нем, он — на стуле, не оказывались стоящими бок о бок на ногах, на полу. Тогда они начинали вместе склоняться к отдыху, Уотт и миссис Горман, последняя — на стул, первый — на последнюю. Но если не миссис Горман сидела на Уотте, а Уотт — на миссис Горман, тогда он соскакивал с ее коленей, и за руку нежно поднимал ее на ноги, и занимал ее место (согнув колени) на стуле, и привлекал ее (раздвинув ноги) на свое колено. А в некоторые дни Уотт был настолько не в состоянии сносить, с одной стороны, давление миссис Горман сверху, а с другой, напор миссис Горман снизу, что требовалось не менее двух, или трех, или четырех, или пяти, или шести, или семи, или восьми, или девяти, или десяти, или одиннадцати, или даже двенадцати, или даже тринадцати перемен позиции, пока миссис Горман не приходило время уходить. Что, кладя одну минуту на обмен позами, дает в среднем пятнадцать секунд на заход, и, при условии, что поцелуй, длящийся одну минуту, совершается каждые полторы минуты, накладывает ограничение на всего лишь один поцелуй в день, один двойной поцелуй, начавшийся в первый заход и завершившийся в последний, поскольку при обмене позами они не целовались, столь заняты были они обменом.
