Чтобы отметить победу под Сталинградом, мы выпили вместе помимо обычной водки кустарного производства бутылку шампанского, которую откопал бог весть где отец. У него и у матери слезы радости на глазах, как будто они не потеряли в тот день последнюю надежду на возвращение домой.
У меня не было известий от Никиты. Что думал он о событиях? Ждал ли конца войны с тем же нетерпением что и я? Можно подумать, что наша жизнь до тех пор была лишь смутным зарождением, что нам только предстоит родиться! Впрочем, я не очень беспокоился на его счет. Он был ловок, как акробат. И ему, жившему в Бельгии, которая, как и Франция, была под властью немцев, удалось обмануть, думалось мне, контроль нацистских оккупантов и перебраться тем временем к семье в Нью-Йорк. Всплеск радости, которой было встречено освобождение Парижа, подписание мира в 1945 году, побудили меня воспользоваться открытием границ, чтобы поехать в Бельгию.
По совпадению, достойному наших эмигрантских приключений, мне предложили прочитать в нескольких валлонских городах цикл лекций по французской литературе XIX века. Может быть, оказавшись там, я разыщу кого-нибудь, кто приведет меня к Никите или хотя бы подскажет его адрес? Я попросил двухнедельный отпуск в префектуре Сены и сел в брюссельский поезд, мечтая о долгожданных встречах, которые напомнили бы мне чудесные дни на улице Спонтини.
Из вереницы выступлений и речей перед вежливой и немногочисленной бельгийской публикой у меня сохранилось только воспоминание о пожилой женщине в серо-бежевом плаще и разукрашенной шляпке, говорившей с русским акцентом. Она подошла ко мне на выходе из лекционного зала и без обиняков спросила:
– Ваша настоящая фамилия Тарасов?
– Да, – сказал я.
– Так говорят наши соотечественники в Брюсселе, но я хотела знать наверняка…
Боясь как бы она не вовлекла меня в праздную дискуссию об особенностях творчества русских и французских писателей прошлого века, я решил тем не менее, что встреча с этой любезной любопытной дамой могла быть полезной, и в свою очередь спросил ее:
– Вы бываете в эмигрантских кругах в Бельгии, может быть, вы слышали о Воеводовых?
– Конечно, – воскликнула она. – Но они в США!
– Все?
– Думаю, что да…
Поколебавшись немного, она спохватилась:
– Нет! Нет! Постойте, есть молодая чета Воеводовых, которая незадолго до войны переехала из Брюсселя в Лубэн. Она старше его… Он работает в библиотеке университета, или где-то еще в этом роде… Его жена – служащая аптеки…
– Его жена? Они женаты?
– Да. А что?
– Да нет… ничего…
Сердце у меня учащенно забилось. Собравшись с мыслями, я задал главный вопрос:
– У вас есть их адрес?
– Что вы! Откуда! Впрочем, это несложно! Если хотите им написать, можете всегда послать ваше письмо в Лубэн на адрес одной из городских аптек. Люди этой профессии знают друг друга, они передадут…
Я горячо поблагодарил ее. На этот раз я был на верном пути! Остальное меня не интересовало. Я не очень учтиво поторопился прервать разговор и вернулся в гостиницу, обрадованный новой перспективой. И на следующий день написал на имя мадам Воеводовой, указав на конверте адрес аптеки Лубэна, взятый наугад в телефонном справочнике. Чтобы не сбить с толка друзей, я подписал мое послание фамилией Тарасов, единственной, которая была им известа. И попросил консьержа гостиницы отметить в его книге записей, что Тарасов и Труайя – одно и то же лицо. Поразмыслив, я решил, что у меня слишком мало шансов попасть в цель с первого раза.
Однако несколько дней спустя получил ответ. Он пришел от «Мадам Лилиан Воеводовой». Она явно не была уже мадам Суславской. Никита на ней в самом деле женился. Восемь лаконичных строчек. Я был удивлен тому, что она ни словом не обмолвилась о Никите в своей короткой записочке. Но во всяком случае соглашалась встретиться со мной и назначала свидание в большом кафе Лубэна в четверть первого в следующее воскресенье.
Я предполагал в тот день вернуться в Париж. Однако, не раздумывая, аннулировал бронь на поезд. В ту ночь я едва смог сомкнуть глаза; казалось, что мне снова двенадцать лет, что меня, как когда-то, снова ждут на улице Спонтини на праздник нашей дружбы и литературы.
Я пришел на встречу точно в назначенное время. Входя в кафе, с удивлением увидел сидевшую около входа полную женщину с безразличным взглядом, которая улыбаясь, протягивала мне руку. Нет сомнения в том, что я изменился меньше, чем она, так как она меня узнала. Куда девалась та Лили, хрупкая и соблазнительная, которая учила меня танцевать? Я расстался с кокеткой, а встретил матрону. Жизнь идет быстрее в отличие от памяти. Потрясенный головокружительным бегом времени, я пробормотал несколько учтивых банальных слов, однако не мог между тем помешать себе посожалеть о том, что ни она, ни мой дорогой Никита не испытали необходимости сообщить мне в свое время об их помолвке.
– Я только на днях узнал, и совсем случайно, – сказал я с упреком. – Это невероятно!..
– Да, да, – согласилась она. – Но тогда у нас голова шла кругом… Все было так сложно для нас!.. Впрочем, церемония была очень скромной, без приглашенных, без шума.
– А Никита?.. Он не пришел с вами сегодня… Где он?
Она не спеша поднесла кружку с пивом к своим ярко накрашенным губам, сделала большой глоток и ответила:
– Как? Вы и об этом не знаете? Никита умер.
Сраженный этим откровением, я сел рядом с Лили, заказал тоже пива и пробормотал:
– Когда? Как?
Как это могло случиться? Ведь Никиту, сохранившего статус апатрида, не должны были призвать в армию в Бельгии. Лили сделала еще глоток, и, подождав пока гарсон принесет мое пиво, не торопясь уточнила:
– Мы пережили страшную бомбардировку в Лубэне в мае сорокового, когда немцы заняли Бельгию! Налет немецкого пикирующего бомбардировщика!.. Университетская библиотека была на три четверти разрушена… Никита был там в тот день. Он присматривал за фондами. Он не захотел спуститься в убежище…
Я опустил голову. Значит, Никиту, у которого были все шансы спастись во время войны, постигла такая нелепая смерть, в то время как я вышел из нее без царапины.
– Мы с большим трудом вытаскивали его из завала, – продолжила Лили. – Меня заверили, что он погиб мгновенно.
– Это ужасно! – пробормотал я, не сумев найти никаких других, кроме этих самых банальных слов, чтобы выразить свое смятение.
И из вежливости спросил еще:
– А вы сами, Лили?..
– Я!.. Я была в аптеке. Со мной ничего не случилось. Теперь мало-помалу отхожу от этого кошмара…
Ее глаза засветились из-под увядших век, и она с печальной гордостью объявила:
– Я даже снова собираюсь выйти замуж!
У меня не хватило смелости поздравить ее с тем, что она так быстро оправилась от потрясений. Это третье начало в жизни женщины преклонных лет вызвало отвращение и удручило. Мне не хотелось даже спросить имя ее нового избранника. Сентиментальное будущее Лили не интересовало меня, так как с нами больше не было Никиты. Пока я молчал, потрясенный ее рассказом, она распахнула передо мной свой огромный баул и извлекла оттуда стопку листков, которые я тотчас узнал:
