Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Чукеев отвалился на спинку стула, сложил на объемистом животе пухлые руки и принялся крутить большими пальцами, не переставая разглядывать старуху. Варвара же спокойно разглаживала на коленях зеленую тряпицу.
— Значит, так, убогая, — первым заговорил Чукеев, — я тебя буду спрашивать, а ты отвечай. Если станешь врать, я из тебя душу вышибу, а из города выгоню, имею на это полное право, потому как паспорта у тебя нет и вида на жительство тоже нет. Пойдешь по деревням скитаться и замерзнешь в каком-нибудь сугробе. Мышам на поживу. Глянется такая картина?
Варвара не отозвалась, продолжая разглаживать тряпку и обдергивать от нее отставшие нитки.
— Отвечай — зачем ты приходила к Матрене Кадочниковой на третий день после Рождества? Откуда тебе стало известно, что Матрена отлупила свою девку, Анну Ворожейкину? Ты ведь заступаться пришла? Так или не так?
— Так-так-перетак, таки-таки-перетаки, — пробормотала Варвара и сунула разглаженную тряпицу обратно за пазуху.
— Ты мне присказки не городи здесь, — повысил голос Чукеев, — отвечай, как положено!
— Видела я ее той ночью, на вашей казенной тройке везли, голышом сидела, только в шубу завернутая. Вот утром и пошла заступаться, чтоб Матрена ее до смерти не убила…
— А откуда ты знала, что Матрена ее бить будет?
— Непременно лупить станет, коли она без спросу на промысел выехала. Матрена своих девок на сторону не отпускает — про то всем ведомо!
«Что-то не сильно на дурочку она смахивает, — подумал Чукеев, внимательнее приглядываясь к старухе, — очень уж гладко отвечает, как по писаному. Надо распатронить ее…»
Но дальше началась сказка про белого бычка. Какие бы вопросы Чукеев ни задавал, ответ он получал один и тот же: везли Анну на казенной тройке, и Варвара знала, что утром ее обязательно лупить будут, вот и пришла заступиться…
Чукеев вспотел, заходя то с одного, то с другого боку, пытаясь сбить старуху с накатанной дорожки, но Варвара упрямо долдонила прежнее: казенная тройка… Матрена лупить станет… пришла заступиться…
Не выдержав, пристав загрохотал кулаком по столу, заорал грозно, обещаясь вредную старуху в пыль стереть, но Варвара на стук и ор даже ухом не повела. Смотрела вбок, мимо Чукеева, и часто-часто помаргивала, словно ей в оба глаза по соринке попало. Вдруг сморщилась, собрав все морщины в один пучок, медленно подняла руку и выставила вперед кривой палец, указуя им на стену, удивленно вскрикнула:
— Прибыль тебе валит! Богатая прибыль! Глянь, глянь — каки больши да черные! К прибыли бегут, к богатству — это примета верная!
Повернув голову, Чукеев взглянул на стену, куда указывала старуха, и ему стало не по себе. Из щели между стеной и плинтусом густо лезли на свет черные тараканы, крупные и проворные. Выныривали один за другим, замирали, шевеля усами, будто оглядывались, и стремительно срывались с места, широко разбегаясь по полу. Почудилось даже, что идет от них протяжное шуршание. Чукеев не был брезгливым человеком — служба давным-давно чистоплюйство вышибла, но от зрелища стремительно несущихся черных тараканов его даже передернуло. Вскочил, принялся их давить своими большими сапогами — только ядреный хруст пошел. Варвара скукожилась лицом еще сильнее, совсем усохла и объявила:
— Не будет тебе прибыли! Никакой не будет! Они бы пошуршали да и ушли, а ты — топтать!
— Сгинь, нечистая сила! — заорал на нее Чукеев. — Ты не иначе их с собой в коробке притащила!
— Да господь с тобой! — удивилась Варвара. — Где бы я их столько насобирала, если у меня спина не гнется!
Так Чукеев ничего и не добился. И велел запереть Варвару в холодную. До утра. А сам отправился докладывать Гречману. Полицмейстер молча выслушал доклад подчиненного, распушил усы и неожиданно спросил:
— Выпить хочешь?
— Да я, это… — замялся Чукеев.
— Значит, хочешь. Поехали.
5
Степан Курдюмов после пропажи гнедой тройки выбрал на конной ярмарке в селе Берском бойкого жеребчика, серого и в яблоках. Пока гнал его в Ново-Николаевск — испереживался до края, опасаясь, что полицмейстеру не поглянется новый конь. Да и то сказать — со знаменитой гнедой тройкой никакого сравнения. Но Гречман, на счастье Степана, даже и разглядывать жеребчика не стал, только велел запрягать его в легкие санки с крытым верхом и, занятый своими делами, продолжал ездить по городу на дежурной подводе.
Но в этот вечер приказал запрячь жеребца и, когда вышел из полицейского управления вместе с Чукеевым, впервые оглядел его при неярком свете газового фонаря. Хмыкнул, но ничего не сказал и уселся в санки точно посередине, не оставляя Чукееву места. Тот безропотно примостился рядом со Степаном на облучке и для надежности уцепился рукой за опояску конюха.
— Куда прикажете? — спросил Степан.
— Гони к Индорину! К парадному не подъезжай, правь к черному ходу.
Как приказано, так и сделано. Проскочили по Николаевскому проспекту, свернули налево, и вот он, сад с нездешним названием «Альгамбра», а в саду — ресторан Индорина, весело мигающий яркими окнами сквозь косые струи снега. Возле черного хода уже стоял сам господин Индорин, одетый в шубу, в теплую шапку; в руке он держал фонарь, и желтый круг света медленно шевелился у него около ног. Видно, был заранее извещен Гречманом по телефону, потому и встречал важных гостей еще на улице.
Гости вошли внутрь; тяжелая дверь, обитая железными полосами, глухо стукнула, звякнул засов, и все стихло. Степан сладко зевнул, торопливо перекрестился и загрустил. Домой хотелось, щей похлебать горячих, стакашек горькой пропустить, отогреться изнутри и снаружи, а уж после этого — под одеяло, под сдобный бок жены завалиться… Но куда денешься — служба, будь она неладна. Степан еще раз зевнул, еще раз перекрестился и плотнее натянул шапку, потому что снег валил все гуще, а ветер начинал сердиться и подвывать.
Зазябнув, Степан перелез с облучка на сиденье санок, опустил кожаный верх, чтобы ветер и снег не так сильно доставали, устроился поудобнее в уголке и даже не заметил, как задремал. Очнулся после грубого тычка в плечо. Вскинулся, открыл глаза — перед ним стоял бородатый мужик в белом фартуке и протягивал большой бокал на тонкой ножке.
— Это тебе, для сугрева, начальник послал. — Мужик передернул плечами и поторопил: — Да пей ты скорее, я замерз!
— Какой начальник? — растерялся Степан.
— Какой, какой… твой начальник! Ты пить будешь или нет? А то унесу!
Больше Степан ничего не спрашивал, жахнул бокал до донышка, и будто клубок огня проскочил по внутренностям, аж глаза выпучились.
— Какое… такое… изделие… водка… что ли… — отдыхиваясь после каждого слова, едва выговорил он.
— Какая водка! Дурак закаменский! Благородный напиток — финь-шампань называется! Вам бы только сивуху хлестать! «Во-о-дка»… — передразнил мужик Степана. — На, зажуй! — И, уходя, сунул кружок колбасы.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
