— Не обязательно. Помнишь, мы с тобой давно еще ходили на ВДНХ на выставку вечных двигателей? Помнишь прикол — теннисные шарики, которые клали в бьющий снизу вверх поток теплого газа. Из-за этого казалось, что они просто висят в воздухе. Если бы внутри какого-нибудь из них ползал таракан, под действием его лапок шарик крутился бы в разные стороны.
Действительно. Я мог бы и сам додуматься. Осетия и контрабандный спирт вышибли из меня мозги, в самом деле.
— Но есть еще и второй вопрос…
— А вот это уже хрен знает. — Клон ставит пустую пивную бутылку на парапет подземного (очередного) перехода. — Могу сказать одно: когда ты первый раз услышал об обонятельных интернет-письмах?
— В две тысячи четвертом году по ящику сказали, что буржуи теперь могут покупать для своих компов приставки с вонялками, которые можно активизировать при помощи команды из Интернета…
— Ну и теперь скажи: до две тысячи четвертого года ты хоть что-нибудь слышал об этом?
— Вроде нет.
— Ну, значит, и об этом ты мог просто не слышать. До сегодняшнего дня.
У меня возникает впечатление, что Клон пишет не про футбольных хулиганов, а научную фантастику. Как будто всю жизнь он занимался только тем, что прикидывал в голове все эти фишки — шарики на газовых горелках, осязательные галлюцинации и молекулы-пиксели в формате 3D.
Я не могу удержаться:
— Тебе надо переквалифицироваться в научные фантасты, Клон.
— Это подъё…ка?
— Нет. Если бы это была подъё…ка, я бы сказал, что фантастам больше платят.
— Смотря каким, — заводится Клон.
Даже не смотря в его сторону, я вижу, как вспыхивают глаза под очками. Излишне серьезное отношение к своей персоне: вещь, распространяющаяся на две прямо противоположные категории людей — на самовлюбленных и ненавидящих себя. Клону повезло меньше всех: в нем два оных качества сочетаются. Никогда не мог понять, каким именно образом.
Очень вовремя — очередная smsKa, как нельзя кстати позволившая Клону переключиться с неприятной темы на неприятную, но не настолько. Текст: «О gospodi, как уа tebya nenaviju. Tvoyi gryaznye knijki zastavlayut menya masturbirovat' po no4am:)». Ответ: «Ya tebya toje nenaviju. A scratch u4inyat' mojno I dnem, baby». Далее: «OK», «Send now».
Подземный (очередной) переход: Достоевский, вперивший взгляд во что-то очень важное спраза по борту, скрывается поэтапно (снизу вверх) синхронно преодолеваемым нами ступенькам. Внизу — стандартно-переходный набор впечатлений. Пара скрученных в клубок собак, бомж, озадаченно гундосящий под сливовый нос алкоголическую абракадабру, запах булочек, билетная касса. Спектакль Юрия Грымова «Нирвана» (Найк Борзов в роли Курта Ко-бейна, остальное — не важно), диджей Грув в Кремлевском дворце съездов, вернисаж Никаса Сафроно-ва в ЦДХ (фото: голый Никас Сафронов, обмотанный ниже пояса мокрой простыней, в центре расплывчатого сгустка черной волосни явственно угадывается розовый член). Ни строчки о новом слове в индустрии развлечений, ни намека.
Ни строчки о сегодняшнем грандиозном шоу Ролана Факинберга на Манежной площади. Ни намека на грандиозное шоу.
Практически сразу после первой — очередная smsKa,zum Клона: «Kakdela, Klon? 4to novogo?»
* * *
Мы поплавками вынырнули из подземного перехода (сразу после ступенек — налево) и средней вялости окурками потекли вниз по автомобильно-человеческому водовороту под названием Моховая улица. По правую руку унылой желтой гирляндой тянулся остов Манежа, сгоревшего в 2004 году (всего через пару месяцев после того, как по ящику объявили о создании обонятельной интернет-почты) и так до сих пор не отстроенного. Время от времени его обносят зеленой сеткой (сейчас — сняли).
А прямо по курсу маячил факультет журналистики МГУ — первая остановка на сегодняшнем пути нашего следования. Честно говоря, понятия не имею, что нам здесь ловить, но надо же с чего-нибудь начинать. Тем более что так сказал Игорь Петров. Слово работодателя — закон, ха-ха.
Когда-то мы оба — и я, и Клон — провели здесь немало приятных минут, потягивая марихуану (чаще — заливая в себя декалитры омерзительного алко с улицы Герцена) на ступеньках возле памятника Ломоносову. Памятник Ломоносову как тогда, так и сегодня грязно-серым шампиньоном выколупывался из-под земли напротив главного входа собственно на журфак. На журfuck. Просто на FUCK.
С самого начала эпохи тотального освоения английского студенты всевозможных заведений, название которых скомкано в аббревиатуру на «-фак», предпочитали писать именно так: журfuck, эконом-fuck, психfuck. Отчасти ради придания прозаичному заведению ауру вымышленной (в некоторых случаях) сексуальности.
Журfuck: как принято считать, программная и обязательная для посещения цитадель студенческого вольнодумства, на самом деле — притон на открытом воздухе и гнездо подросткового алкоголизма-наркомании. Милое такое гнездышко open air. Птенцы иногда срываются с орбит, но чаще устаканиваются и занимают забронированные родителями ячейки на центральных телеканалах, в медиаимпе-риях и пресс-службах серьезных компаний.
Для меня сие место связано и еще кое с чем. Здесь (отчасти здесь) проходил мой личный движ. Так уж получилось, что он прошел среди вполне себе перспективных мажоров с присущими возрасту и социальному положению потугами на оригинальность мышления, львиная доля которых приходилась на местных студентов. Никогда не был принципиально настроенным радикалом-внесистемщиком вроде арбатских недоумков (что? твой папа банкир, а сам ты студент вуза для будущих респектов? Фу-у-у-у-у!!!), я всегда относился к жизни проще. В отличие от самых идейных (которые, как известно, всегда деградируют со временем) я с самого начала знал, что молодежный движ — явление временное. Не строил никаких присущих настроению планов а-ля Кобейны-Моррисоны: сторчаться или сдохнуть в двадцать семь лет, захлебнувшись рвотными массами и став временным героем для кучки полоумных, замороченных и плохо пахнущих говнорок-тинейджеров. А раз так, то зачем брезговать и перебирать харчами. Зачем тратить время и искать какой-то внесистемный человеческий эксклюзив, когда можно просто покурить-напиться в веселой компании. Еще со времен общаги студенты нравились мне как класс. Здесь всегда можно было найти хорошую компанию, а потому я приходил сюда часто.
Нотабене: еще я барыжил здесь ганджей. Только ганджей, принципиально и неумолимо. Даже в период пика местечковой популярности героина в рамках отдельно взятой Москвы — вы помните: ажиотаж у 1-й аптеки, мода на опиаты-заменители и разгром негроидных лумумбарийцев.
Пора рассказать про движение. Постараюсь не грузить.
У каждого нормально мыслящего человека есть свои мини-шестидесятые. Время, когда мир сходит с ума. Не объективный, а твой собственный. Личный. Набитый твоими частно-собственными тараканами.
В двигателях внутреннего сгорания (особенно старых, с подходящим к выработке ресурсом) иногда происходит такая вещь, как разбалансировка коленвала. Эта чугунная штука вращается вокруг своей оси, наматывает на себя сотни тысяч километров, исправно работает в течение какого-то времени, а потом вдруг слетает с катушек. Сходит с наезженного маршрута, меняет траекторию вращения. А после этого начинают случаться всякие зловредные казусы. Я к тому, что: то же самое происходит и с твоим личным миром.
