— Электрические толчки и договор с ситуацией колебания, когда меньше всего этого ожидаешь.
— Я знаю, что они такое — а что с ними делать, брат.
Он ломает мебель, куда его ни приведи.
— Пускай хозяева переживают.
— Именно это я и говорю, брат.
— В тюрьму его. Или заманить в клетку хлыстом и стулом? Пытать? Кто я такой?
— Я сберегу свои идеи до момента, когда все будут идеально готовы воспринять их. Чувствую себя восхитительно.
— Не лезь.
— Я ангел, коему осталось двенадцать часов.
— У него крыша поехала. Боб! Эдди! Помогите!
— Приманите солнечный свет с этих гадских деревьев.
Прекрасный припадок — мирового класса.
Так или иначе, инопланетяне начали, как и сообщалось, захватывать нас, утомив всех до невозможности своими младенческими криками. Кто бы мог предсказать, что мы будем вспоминать о своём одиночестве такой тоской? Пастораль стогов сена оказалась полна космических кораблей, и кучу собак передавили посадочными стойками. И если мы внимательно приглядимся к форме клыков на яблоке раздора, здесь, и здесь, я думаю, мы сможем категорично заявить, что это не свинья, а спаниель, и, кстати, да, я убил его.
Проблемы с каждым последним ублюдком в баре
Бар одеревенел в немой сцене негодования и возмущения. Может, и подкованный в ужасающих искусствах, бармен молча смотрел на меня. Флотилии муравьёв стремительно уносили мою решимость. Пустой Фред так и стоял с протянутой рукой, цветущей билетами ставок. Теперь он сжал в ладони и деньги и получившимся в результате кулаком заехал в выражение моего лица.
Врожденное чутье подсказало мне, что как раз пора бежать. И лицо мое начало бурлить, подобно супу, исторгая кости и выносясь, пока я не трансформировался в старушку.
- А ты ж, Боже ж, я спасен, — вздохнул я с облегчением.
Но абсолютно все были очевидцами моего превращения, так что все мои усилия по маскировке пропали втуне. Оставалось надеяться только на жалость.
Но вскоре кулаки замельтешили. В окружении расточителей ударов мои конечности инстинктивно приняли защитное положение. Священник одним из первых с горечью опроверг мою версию событий, утверждая, что мне надо “обуздать уста”, что бы это ни значило. О, братья мои, как это потрясает, когда единственное, на что остается надеяться — пинок в лицо от спасителя. Трек американского хохота лился из динамиков в течение всей процедуры. “Я научу этих маленьких Гитлеров играть в бейсбол”,— думал я, взрываясь слезами. По стенам скакали пятна теней о налетающих на меня как один ублюдков. Что, кстати, противозаконно.
Протокол требовал поражения, но я кричал все громче, выдыхая сарказм, перемешанный с кровью изо рта.
— Что дальше, Эдди? Что ты будешь делать? Ограбишь бабушку и сольешь выручку на стену, надо подумать.
— А?
— Резаный навес, мухи, пустые бутылки — вот как ты кончишь.
— Только не я, — сказал он, остановив удар в живот, чтобы описать мне план, как покрыть черепицей крышу своего дома. Дальше шло объяснение Эдди, как его жизненная цель лишилась остатков претензий на связность. Все кулаки повернулись к нему. Беги, наш мальчик, беги.
Я нашел лавочку, чтобы привести в порядок и перебрать все, что я узнал о западне скулежа. Ужасные, трагичные ошибки происходили, почитай, каждый визит в паб. Я был доволен. Закрой лицо руками, если хочешь его спасти, но пропустишь кучу интересного — зарубки на память, буйство в популярных дверях, подпружиненные мнения, искореженный фильтр. По-любому, ублюдков ничем не заткнешь.
Не знаю, что оставляют другие в уплату за крышу, лично я оставил свидетельства моего досуга, — веселая и иллюзорная фиговина, к которой требуется свидетельство ученых, — а когда криминальное братство вытащило меня из хибарки и попросило не кричать слишком громко, стало ясно, что они решили, что я вообще ничего не предъявил им. Еще три жертвы добавились к той куче, что драпирует мою жизнь — четыре часа времени, пинта крови на каждый, устаревший в эпоху ужастик, в котором моя мудрость и обаяние обрушиваются на крошечные, глуховатые ушки. Я занервничал — сигареты и замедленная реакция на беглых пауков, в таком ключе.
Исполненные смыслом формы и узоры пролитой крови тогда определили большую часть доводов, впрочем, как и сейчас. И ещё токсикология — Минотавр, например, эксперт токсикологии. Хотя он пердит, как моряк, и давит подошвами эльфов, когда их видит — только он их и видит — его нельзя не уважать. Развернулись споры на тему его возраста и сколько сроков бы ему навесили, если бы существовало правосудие, и он сам называл гротескные цифры, гогоча во весь голос и заказывая пиво всем в зимнем баре. Минотавр был глубиной, что засасывает всех гостей в ожидании представления.
Когда Минотавр дрался, этот факт непросто было опознать. В дело шли закрученные оккультные проклятия и выдувание разрывных дротиков, случайно опрокинутый котёл или выговоренная молитва. Кричал он на латыни и драпировал возгласы в столь изысканные…
— От дыма окна чёрные, как лошади, и свежесть везде под ударом.
…одеяния, словно в него неожиданно попало летящее кресло.
В итоге моя месть свершилась — я пригласил каждой го последнего ублюдка на тусовку “притворись нормальным парнем”. Я тайком похохатывал, узнавая гостей пока печатал, курил, взгромоздившись, как птица, на голову своей собаке, и готовил список имён, заслуживших епитимьи сухим вином в подвале. Не втыкая, они бездумно захлопнули двери собственной свободы.
Я узнал из сделанного с Эдди теста, что две недели — абсолютный максимум, который эти ублюдки выдержат] без еды, и в конце этого срока я, хихикая, подошёл запертой двери и прощебетал:
— Желают ли ублюдки выйти?
— Да, — раздался хор слабосильных криков.
— Повторите это все.
— Ублюдки желают выйти.
— О, желаете, это хорошо, — и так далее, пока они не растратили остатки сил на ярость. Потом я сбросил ржавую защёлку, и их глаза покосились вперед, заодно с рылами пистолетов надо отдать им должное, они приготовились.
Такие дни скрепляют мою жизнь — загнать идиотов в угод пустыми угрозами и умолять о доверии, или внезапно вернувшиеся кирпичи, что вломились в мою тихую комнату с хвостом занавесок. Я вырос мужчиной, и лелею такие ситуации, как сад камней.
В итоге пришлось мириться с соседями, задаривая их. Эдди я дал клубок соплей.
— Это что?
- Рождённая в носу рептилия. Положи её сюда — пускай свисает над водостоком, лады?
Бобу досталась гравированная зажигалка в форме дешёвой зажигалки и кровать, набитая табаком.
