Он махнул рукой и что-то крикнул, и дракон сперва обернулся на голос, а потом притих, точно послушная овчарка, которую хозяин отозвал посередине атаки (уж в этом Эльза толк понимала). В глазах потух кровавый блеск, гребень между рогами опал, машина для убийства превратилась в безобидную куклу из съёмочного реквизита. Вот она развернулась — и мирно поползла в сторону любимой лужи, чтобы улечься на боковую.
— Готт мит унс,[78]— облегчённо вздохнули арийцы, опустили оружие и направились к своему спасителю, однако на полдороге остановились.
— Катцендрейк! — вырвалось у Эльзы. — Не может быть!
Перед ними стоял Змеиный Лама, человек, которого они искали столько лет. Стоял и ухмылялся… предатель.
— Здравствуйте, коллеги, — поднял он руку в жесте доброй воли и мира. — Воистину жизнь — очень странная штука…
— Странная чем? — угрюмо ответила Эльза. — Тем, что ещё не всех иуд развешали по осинам?
Впрочем, настоящей злобы в её голосе не было. Наверное, слишком много минуло лет. Да и жизнь им с Эриком этот отступник спас очень по-настоящему.
— Странность жизни в том, что я забрался в эту глушь, желая спрятаться от вас, — рассмеялся Змеиный Лама. — И вот, извольте, встреча на Эльбе… Кстати, — он сделался серьёзен, — вам обоим следует принять ванну, причём как можно быстрее. Здешняя грязь, высыхая, образует плотную корку… Тринаги таким манером чистят шкуру от паразитов, ну а с вас минут через сорок эта корка сойдёт вместе с кожей… В общем, прошу ко мне.
Он говорил очень будничным тоном, не оставлявшим места сомнениям. Арийцы физически ощутили тиканье незримых часов: тридцать девять минут пятьдесят девять секунд… тридцать девять минут пятьдесят восемь секунд…
— Идём, дорогая, — шагнул вперёд Эрик.
Эльза, однако, осталась стоять, лишь косо посмотрела на ламу.
— Вы сказали, тринаги? Но, по-моему, мы видели дракона. И притом такого послушного…
Она подчёркнуто обращалась к нему на «вы». Будто и не обзывала в своё время грязным думкопфом.
— Именно тринаги. — Лама кивнул. — Это низшая каста разумных ящеров-нагов, живших когда-то в мире с людьми. Пока не пришли драконы и не поссорили нас… Послушного, говорите? А зря ли меня называют Змеиным Ламой? Поверьте, я знаю, что сказать взбешённому тринагу… Скорее уж, герр Отто, это я должен спросить, чем это вы так рассердили незлобивое существо?
— Оно сожрало нашу собаку! — нахмурился Отто, он же Эрик. — Наверное, мы с ним вежливо раскланяться должны были? — Он расстегнул плащ, показывая амулет.
О том, что древний артефакт оказал действие, прямо противоположное задуманному, он предпочёл умолчать. Сознаваться в обидной и опасной ошибке, да ещё при нынешних обстоятельствах, ему совсем не хотелось.
— А чего вы ждали? — Едва глянув, лама с отвращением отвернулся. — Вы-то сами как бы отреагировали, покажи вам какая-то крыса человеческий скальп?
Иные, вероятно, усомнились бы в правомерности подобного сравнения, но люди, только что шедшие в последний бой из мести за проглоченную собаку, восприняли его как само собой разумеющееся.
Между тем хвощи сменились могучими папоротниками, троица миновала залежи поваленных стволов, и природа вокруг удивительным образом переменилась. Съёмочная площадка «Парка Юрского периода» уступила место декорациям на тему северных европейских легенд. Над кронами вековой дубравы закаркало откормленное воронье, и карканье — это чувствовалось печёнками — было вещим, исполненным всех тайн бытия. Где-то дробно постукивали копыта, густо пахло волшебными травами, корой и готовой сбыться сказкой.
— Это что, мираж? Обман зрения? — закрутили головами арийцы. — Куда мы попали, коллега?
Они не были испуганы, даже особо удивлены, их распирало любопытство исследователей, оказавшихся в присутствии неизведанного.
— Увы, коллеги, это здешняя реальность, — усмехнулся Лама. — Не забыли небось, как самолётик ваш падал? И сам-то самолёт был не простой, да ещё этот менгир с древними рунами… Вывалить такое у входа в Шамбалу, или, как вам угодно выражаться, возле Портала. Да в полнолуние, когда энергетические каналы… А теперь удивляетесь, что хвощи соседствуют с дубами, верные шмайсеры отказываются стрелять, а тонкоматериальные поля, — (это уже касалось Эльзы), — не желают подчиняться. Ну прямо как во внешнем мире, где льют в реки отраву, а потом удивляются рождению телят с двумя головами…
— И чтобы мы всё это полнее прочувствовали, вы чуть не дали своему ручному чудищу нас слопать? — сощурилась фрау Киндерманн. — Стояли за кустиком и до последнего не спешили его отозвать?
— Конечно, — сознался лама. — Я хотел убедиться, что вы уже не опасны. И не попытаетесь снова убить меня. Иначе, видит Бог, не стал бы из-за кустика выходить… Впрочем, оставим прошлое прошлому. — Он раздвинул кусты и оглянулся на арийцев. — Мы пришли. Прошу за мной.
И он первым шагнул на уютную полянку, поросшую густой муравой. На одном краю рос исполинский — метров пять, а может, и все шесть толщиной — дуб, при виде которого русский человек точно начал бы искать глазами златую цепь и учёного кота. По другую сторону поляны виднелась… нет, не избушка на курьих ножках — огромный валун, силуэтом смахивавший на танк с отломанной пушкой. Из-под камня густо шёл пар и вырывался торопливый ручей, падавший в солидную яму, обложенную камнями. Поблизости красовался архаичного вида колодец — замшелый сруб, толстый ворот, деревянное ведёрко.
— Действуйте, воды хватит, — указал на яму тибетец. — Я пока одежду вам подберу и ужин поставлю.
Корзина у него на руке, между прочим, была не пустая, в ней теснились тугие румяно-шоколадные шляпки, не пребывавшие даже в отдалённом родстве с бледными магазинными шампиньонами. Лама повернулся и зашагал через полянку прямо к дубу, в замшелой коре которого неожиданно открылась маленькая дверь — если не знать, в жизни не заподозришь.
Отто посмотрел на часы.
— Дорогая, у нас осталось всего шестнадцать минут… — Он торопливо разделся (причём одежда местами отходила от кожи вместе с волосами, весьма болезненным образом) и, присев на корточки у края ямы, осторожно сунул руку в воду. — Ого, горячая… — И заторопился к колодцу. — Пятнадцать минут!
Поглядев на него, Эльза не стала дожидаться, пока её спутник доведёт воду до комфортных кондиций. Побросала одежду на травку и — скорей, скорей! — нырнула в спасительный кипяток. Скрылась в нём с головой… и всплыла с улыбкой облегчения и блаженства. На дне ямы, оказывается, бил холодный родник.
— Тринадцать минут четырнадцать секунд… — бешено крутя ворот, отсчитывал Отто.
— Иди сюда, здесь и так хорошо, — окликнула Эльза. — А то, чего доброго, действительно шкура слезет. Хватит уже нам на сегодня бедного Зигги…
Грибы Лама вычистил быстро. Крепкие боровики особой обработки и не требовали. Так, срезать самый корешок, обмахнуть с ножки песчинки, снять со шляпки иголочку да травинку… Наведавшись в дом-дупло, Лама вынес старинный объёмистый, финского образца котёл и повесил его на цепь над костерком.
