Я стараюсь быть ласковой с ним.
1 декабря 1940 года
Отто уехал. Должен вернуться через три месяца. Как одиноко. Попробую восстановиться в университете.
15 декабря 1940 года..
Это случилось. Я беременна. Сегодня была у врача, и он подтвердил мои догадки. Ах, как я рада. И Отто будет счастлив узнать, когда вернется. Все у нас наладится. Хоть бы это был мальчик! Чувствую я себя хорошо, так что могу пока занимать себя учебой. Хотя нужно ли это немецкой женщине? Мой долг рожать здоровых арийских детей, а не забивать голову всякой отжившей свой век премудростью. Так говорит мой фюрер.
28 марта 1941 года
Вчера был самый страшный день в моей жизни. Все происходило как в дурном сне. Когда я выходила из университета, ко мне подошел мужчина в штатском и приказал пройти с ним. Мы сели в машину, и он отвез меня в управление. Меня провели в какой-то кабинет. Через некоторое время туда вошел офицер, в котором я узнала начальника моего мужа – штандартенфюрера Дитриха.
Он, не поздоровавшись, ошарашил меня: – Фрау Бергер, ваш муж не вернулся из Тибетской экспедиции вместе с другими ее членами. Он при невыясненных, но очень странных обстоятельствах пропал без вести. У нас есть основания полагать, что он дезертировал.
Мне показалось, что я вместе со стулом проваливаюсь в какую-то бесконечную пропасть. Я потеряла сознание.
В себя я пришла от резкого запаха нашатыря. Меня снова усадили на стул и стали допрашивать. Не говорил ли Отто перед отъездом о своих планах, с кем он встречался последнее время, не замечала ли я каких-либо странностей в его поведении.
Что я могла им ответить… В голове у меня стучала одна мысль: как он мог, зачем он женился на мне, если не любил. Зачем он сломал мою жизнь. И уж потом пришла мысль: «Почему?» Почему он это сделал. Потому что с самого начала я не сомневалась, что он жив.
Только на один их вопрос я могла ответить твердое «да». Да, он занимался какими-то странными упражнениями, которые и гимнастикой-то трудно было назвать. Однажды, когда я зашла в комнату, он сидел, скрестив ноги и прижав голову к груди. Мне еще показалось тогда, что он не дышал или, по крайней мере, очень сильно задержал дыхание. Он просил не беспокоить его в моменты, когда он упражняется, поэтому я сразу вышла.
Офицер весь подался вперед, когда я об этом рассказывала. Почему это было так важно?
Поздно вечером они меня отпустили. Напоследок штандартенфюрер Дитрих успокоил меня: «Вас мы не в чем не обвиняем. Мы видим, что вы честная арийка, преданная фюреру и рейху. Ребенка вы сможете родить в «Лебенсборне» и там же его и оставить. Там он получит правильное воспитание».
30 марта 1941 года
Господи, почему это случилось со мной? Что будет с моим ребенком? Я не хочу его отдавать. Родители советуют мне уехать в нейтральную Швецию. Но это будет предательством. Нет, никогда я не покину Родину и моего фюрера. Но как объяснить друзьям и знакомым отсутствие Отто… Будь он проклят, предатель!
2 апреля 1941 года
Говорила на эту тему с Дитрихом. Он просил ни о чем не беспокоиться и всем сообщать, что муж в долговременной командировке. Если от него будут какие-либо весточки – тут же звонить ему. Предложил называть его Алексом (сокращенное от Александер). Оставил номер своего служебного телефона.
Я счастлива, что мне доверяют. Не хочу иметь ничего общего с этим предателем, который был моим мужем. Я никогда его не любила.
Нет, кого я пытаюсь обмануть? Я его, наверное, до сих пор люблю. Тем хуже для меня.
20 мая 1941 года
Роды все ближе. Животик мой растет не по дням, а по часам. Ребенок толкается изнутри, скорее хочет увидеть, что же там, снаружи. Я приучила себя не думать о том, что будет после. Рейх о нас позаботится. В конце концов, все равно у ребенка не будет отца, может быть, для него и лучше будет, если он попадет под крыло СС сразу. Последние месяцы я проведу в «Лебенсборне» под Мюнхеном.
22 июня. 1941 года
Началась долгожданная война с Россией. Как будто нарыв прорвало. Фюрер выступал перед нацией. Женщины рвались к нему, многие кричали, что хотят от него ребенка. А я здесь, в этом приюте, вдалеке от всех событий. Я должна сохранять спокойствие ради ребенка. Роды еще только через месяц. Врачи говорят, что все должно пройти как по маслу.
Все время думаю о том, что со мной случилось и как мне теперь жить дальше. О том, чтобы вернуться к родителям, не может быть и речи. Я не хочу объяснять родственникам и знакомым, почему я вернулась без ребенка и без мужа. Когда я думаю об этом отщепенце, который разбил мою жизнь, я испытываю ярость. Я не понимаю, зачем он это сделал.
27 июля 1941 года
Кажется, у меня начинаются роды. Лежу, глубоко дышу, считаю время между схватками. Боль пока вполне терпимая. Скоро за мной приедет каталка, и меня отвезут в родовую палату. Вот и они.
Знаю, все будет хорошо.
10 октября 1941 года
Скоро мне придется расстаться с моим милым Адольфиком. Я буду часто его навещать. Какой он красивый, белокурый, голубоглазый, настоящий арийский ребенок, говорят, что очень похож на меня. Нас навещал штандартенфюрер Дитрих. Он предложил мне вступить в партию… и работу.
10 ноября 1941 года
У меня пока еще много молока, да и Адольфик нуждается в уходе. Я все время оттягиваю дату моего отъезда из «Лебенсборна». Дитрих меня не торопит. Для той работы, которая мне предстоит, нужна решимость, беспощадность и преданность. Мне необходимо время, чтобы их накопить. Беспощадность уже выросла из той ненависти, которую я питаю к этому предателю, моему бывшему мужу. Моя преданность фюреру – это то, что помогло мне выжить. Остается решимость….
1 декабря 1941 года
Решено. Я остаюсь в приюте еще на месяц, до Нового года, а потом уезжаю в Пруссию. Адольфику найдут полноценную арийскую семью. А мой долг – служить Великой Германии и делом доказать, что у меня нет ничего общего с этим низким предателем, за которого я когда-то по глупости выскочила замуж.
Я должна думать так, а все прочее – интеллигентская рефлексия.
Мы с Дитрихом очень сблизились. Я ему, конечно, нравлюсь. Он заботится обо мне. Недавно привез французское шелковое платье. И с размером угадал. Боюсь, что в моем положении у меня почти нет выбора.
7 декабря 1941 года
Близость с Дитрихом не доставила мне никакого удовольствия. Вчера мы поехали ужинать в тот ресторан, где и до этого иногда бывали, а потом он спросил, глядя мне прямо в глаза, не хочу ли я продолжить. Я промолчала.
