Даннские шуточки
На следующее утро в залив Спайкероога вошел драккар. Размерами и обводами он был больше похож на кнорр. И только драконья морда на форштевне указывала на то, что это морской скиталец, а не жалкая ладья трусливых купцов. Даже вел он себя совсем не так, как подобает шёрёверну: едва показавшись в устье залива, драккар спустил парус и на веслах дал задний ход.
Как ни быстро промелькнул он в утренней дали, дозорные, выставленные свеями, успели его заметить. Тревоги они поднимать не стали, но растолкать сторешеппаря удосужились.
– Почему один? – недоумевал Хрольф, продирая заспанные глаза и зевая так, что в его глотку можно было вбить кулак.
Но злые от недосыпа сторожа только пожимали плечами. По всем расчетам драккары Кнуба должны были прийти не позднее сегодняшнего полудня, но их должно быть четыре, а не один. А что за нежданный гость наведывался в шхеру – неведомо. Однако внезапное и недоброжелательное появление фризов кое-чему научило сына Снорри. Зевнув еще разок, он приказал дозорным будить манскапы.
– Пусть просыпаются и будут наготове. Мало ли кого Локки навлек на нашу голову.
Стоянка шёрёвернов просыпалась неохотно, с руганью, с обещаниями разделать и пожарить на углях того, кому в голову пришла мысль будить русь в такую рань из-за какой-то заплутавшей ладьи. Но дозорным было всласть хотя бы в малом отыграться на тех, кто мирно храпел всю ночь, в то время как они бодрствовали.
Волькша, даром что он был почитаем в манскапе превыше всех хольдов вместе взятых, вызвался принести воды для каши. В предыдущие дни ее черпали из того места, где все три священных ручья уже сливались в один. Но в это утро Годинович измыслил взять воду только из одного из трех потоков. Он прошел полсотни шагов вверх по самому южному из них и черпнул воду ладонью. Она оказалась солоноватой на вкус. Вода среднего из ручьев была какой-то «сухой». Прозрачная на вид, она точно оставляла на языке тонкий слой глины или песка. Зато пить из последнего потока было сущим наслаждением. Еще чуть-чуть сладости, и можно было бы подумать, что в нем бежит не вода, а березовый сок. Волькша напился до изнеможения, но тут почувствовал, что вчерашнее питье алчет покинуть баклагу его пуза. Мочиться в ручей и даже рядом с ним Годиновичу было совестно, и он углубился в ореховые кусты. Венед уже изготовился к долгому журчанию, как вдруг застыл, как прибитый: со стороны взморья, с западного берега острова к стоянке свеев по лесу пробиралась хорошо вооруженная дружина. Шли с железом на изготовку. Молча. Хмуро. Бойцов насчитывалось десятков пятнадцать-шестнадцать, но по ухваткам было видно, что все они – матерые и выученные воины. Напади такие на спящих шёрёвернов, еще неизвестно, помог бы свеям трехкратный перевес в силе или нет.
Неслышно ступая, дружина шла прямо на Волькшу. Сорок шагов – один убойный выстрел из лука – отделяли неведомых ратарей от Годиновича.
И тут кусты за спиной венеда затрещали, раздался воинственный рев дикого кабана, и под коленки Волькшу ударило точно выкатившимся из стопы бревном. Вепрь хотел насадить человека на свои клыки, но промахнулся и взгромоздил Волкана себе на спину. Решив, что противник извернулся и теперь сам наседает, зверь рванулся прочь… и вынес Волькшу как раз на дружинников. От неожиданности те даже попятились.
Кабан стряхнул с себя незадачливого всадника, отбежал шагов на двадцать и остановился. Ярость оказалась сильнее страха. Секач злобно взрыл землю копытом. Волькша мог поклясться, что уже стоял вот так, безоружный, напротив разъяренного вепря. И в тот, прежний, раз все окончилось для него хорошо. Но как? Как он спасся тогда? Убежал? Нет, своего бегства Волькша не помнил. Воспоминания толковали ему о славной победе. Но как она ему досталась?!
И тут Волькша вспомнил, что это не он, а славный бог карельских охотников Хийси вышел один на один с кабаном, держа в руке камень размером не больше куриного яйца. Это сказание поведала ему Кайа в его последнее лето на берегах Волхова. «Я вначале увидел смерть этого кабана, а потом мне лишь оставалось исполнить то, что я увидел» – так объяснил Хийси свою чудесную победу над диким зверем Властелину леса Тапио. Но у Волькши под рукой не было даже камня ни тем более опоясного ножа, который остался лежать возле драккаров…
Нет! То есть да! Опоясного ножа с Годиновичем не было, а вот малые метательные, позаимствованные у «гостеприимного умельца» в Хедебю, были. Волькша никогда не слышал, чтобы кабана убивали таким оружием, но в сравнении с галькой, доставшейся Хийси, метательные ножи были куда пригоднее для битвы с вепрем.
А зверь желал биться. Еще как желал. Даже полторы сотни человек не принудили его спасаться бегством. Оправившись от внезапного появления кабана и его наездника, дружинники начали окружать и того, и другого широким кольцом. Теперь уже у Волькши не было путей к спасению, кроме как драться вначале с диким боровом, а потом и с неведомыми ратарями. Судя по всему, в этом намерения венеда и суровых дружинников совпали. Последние явно собрались прежде потешиться зрелищем битвы безоружного недотепы с секачом, после чего расправиться с победителем, будь то кабан или человек.
Но вепрь оказался разумнее, чем можно было подумать. Очутившись в окружении, он понял безвыходность своего положения и немного умерил боевой раж. Он даже попытался вырваться из плотного кольца людей, но получил несколько болезненных уколов копьем и снова рассвирепел. Виновником своих свинских бед он избрал человека без копья в руке, то есть того, на кого он первоначально и набросился в орешнике.
Вепрь вновь повернулся рылом к Волькше. Он взрыл клыками землю, копнул ее копытом и начал мелко переминаться с ноги на ногу, выгадывая лучший миг для того, чтобы броситься в бой.
Все это время Волькша лихорадочно вспоминал все, что Година рассказывал ему о кабанах. С какой стороны ни подступись к секачу, а убить его все равно не просто. Лучше всего загонять дикого борова в яму с кольями. Провалится клыкастый сквозь настил, напорется на острые пики, истечет кровью, тут уж полумертвого его можно добивать. Но как выкопать ловчую яму в человечий рост за несколько мгновений до того, как кабан на тебя бросится? А еще кабана ловили в тенета. Но и эту ловушку сооружать не было времени… Ах, отче, много премудрости поведал ты Волькше во время совместных походов за зайцами и куропатками, да только вся она была в тот час не впрок… Волкан не успел закончить в своей голове горький упрек самоземцу Године Ладонинскому, когда вепрь ринулся на него. Земля содрогалась от скачков многопудовой туши.
Вот сейчас Волькша выхватит первый из ножей и запустит его зверю в глаз. От этого кабан рассвирепеет еще больше, но на несколько мгновений перестанет видеть даже собственные клыки. При этом ноги будут продолжать нести его вперед. В этот миг Волькша окажется сбоку от секача. И тут он метнет второй нож, целясь под лопатку. Если клинок не отскочит от ребра, то воткнется зверю в самое сердце. Тот сделает еще десяток прыжков и окажется возле ратников. Люди либо отскочат в сторону, либо захотят прикончить дикого борова. Так или иначе, но они отвлекутся, и у Годиновича появится случай выскочить из их окружения. А там уж как Доля улыбнется.
