ли её полностью вычистить, чтобы и следа даже не осталось?
Лучезар обозвал меня парочкой крайне обидных словечек из числа тех, за которые на Заречной стороне и нож под рёбра сунуть могли, но Грай быстренько утянул его в соседнюю комнату, там они недолго пошушукались, а после возвращения юнец объявил:
— Я, Лучезар из семьи Серебряного всполоха рода Огненной длани, даю право… — Он зло глянул на меня и после подсказки врача продолжил: — Серому с Заречной стороны Черноводска именоваться моим полным именем. Доволен?
Вопрос он едва ли не выплюнул, и Грай укоризненно покачал пальцем, после чего обратился ко мне:
— Но и ты дай слово держать нашу договорённость в тайне!
Я хоть и едва ворочал уже языком, не выдержал и фыркнул.
— Ну не враг же я себе!
— Дай слово!
— Слово! — отозвался я, и мы пожали друг другу руки.
Утром от слабости не осталось и следа, дурно сделалось лишь после завтрака. За время пребывания в каземате привык к царским порциям, а тут вручили миску овсяной каши, две кружки травяного отвара и пяток пилюль. Вот как проглотил их, так и ощутил головокружение, а дальше и вовсе замутило.
— Это нормально, — успокоил меня врач и нацепил на нос оправу с загодя вставленными линзами — белой и фиолетовой. — Сконцентрируй энергию у солнечного сплетения и держи, сколько сможешь.
Смог я три счёта, чем вогнал Лучезара в откровенное уныние.
— Атрибут он не примет! — мрачно изрёк молодой человек и с укором посмотрел на старшего товарища.
Грай беспечно пожал плечами.
— База есть, остальное приложится.
— Приложится, угу… — шумно выдохнул я и смахнул с лица пот. — А с порчей как быть? Когда вычищать начнёте?
— Не так сразу! — отмахнулся приютский врач. — В первую очередь тебе надо укрепить дух. Всё, идём!
Но тут из приёмного покоя донеслось звяканье закреплённого на двери колокольчика, и Грай страдальчески поморщился.
— Узнай, кого там нелёгкая принесла! — попросил он ассистента.
Тот накинул на голову капюшон, сгорбился и покинул заднюю комнату, в которой я и провёл эту ночь.
— Чего тебе, Дарька? — спросил он кого-то с нескрываемой насмешкой.
— Меня зовут Огнедар! — рыкнули в ответ, и я узнал голос конопатого дружочка Овода. — Где наставник Грай?
— Занят.
— Паршивого чернокнижника лечит⁈ Да сколько можно⁈ Мне ожоги свести надо!
— Я же дал тебе бальзам! Вот им и мажься!
— Толку от него как с козла молока! Мне нормальное лечение нужно! Зови Грая!
— Покомандуй тут ещё! Зря и бальзам дал! — заявил в ответ Лучезар и обидно рассмеялся. — Уж лучше ожоги, чем конопушки!
— Ах ты гад!
Ассистент врача в долгу не остался, и взялся высмеивать перестарка, а Грай взглянул на часы, приложил к губам указательный палец и потянул меня из комнатушки. Двинулся он прочь от выхода в приёмный покой, повернул раз и другой, завёл в глухой закуток, где обнаружилась массивная дверь, запертая сразу на два навесных замка. Оба были зачарованы, с каждым врач провозился никак не меньше минуты.
Перебранка в приёмном покое стихла, но Лучезара мы дожидаться не стали и по винтовой лестнице спустились в подвал с грубой каменной кладкой, какой не было даже в каземате. Внизу оказалось темно хоть глаз коли, врач снял с крюка керосиновую лампу, воспламеняющим приказом запалил фитиль и первым двинулся по коридору.
— Не отставай! — коротко бросил он мне.
Вопреки ожиданиям в подземелье было не прохладно и сыро, а жарко и душно. Воздух переполняло незримое оранжевое сияние, через него приходилось буквально проталкиваться. Я немедленно начал обливаться потом, Граю — хоть бы что.
— Там источник? — спросил я, когда проход перегородила дверь из зачарованного металла, на которой раскалённым серебром светились защитные руны и чернели изображения горящего чертополоха.
Врач рассмеялся.
— Что ты! На таком расстоянии от источника ты бы в прах обратился!
— А здесь? — уточнил я, облизнув пересохшие губы.
— Здесь — нет, — заявил Грай и начал снимать с двери колдовскую защиту.
После недолгой возни распахнул ту, и меня едва не снесло волной хлынувшего в коридор жара. Отшатнулся было, но сразу качнулся обратно и устоял на ногах лишь благодаря двум шажкам вперёд. Одному и другому. Через порог и чуть дальше. Прямиком в огненный ад.
Черти драные! Это меня Грай в спину пихнул!
Я подался назад, но дверь уже захлопнулась. Упёрся в неё да так и сполз на пол, закрывая руками лицо.
Давным-давно, когда ещё жил у тётки, мы всем семейством непременно раз в седмицу выбирались в баню, и в парилке, где от невыносимого жара уши в трубочку сворачивались, я неизменно опускался как можно ниже, там — становилось легче, в зале с бушевавшим меж высоченных колонн огненным штормом, куда меня втолкнул драный врач, — нет. Напор обезумевшей оранжевой энергии не просто иссушал тело, а прямо-таки его сжигал. От переизбытка небесной силы я начал запекаться изнутри, более того — должен был вот-вот обратиться в живой факел. И тогда — всё, тогда — конец!
Не хочу!
Попытка закрыться отторжением успехом не увенчалась: барьер попросту разметало, а меня самого крепенько приложило отдачей.
Черти драные, не то!
Я мысленно окутался защитной пеленой, отгородился ею от огненной стихии, и даже сумел продержаться так с десяток ударов сердца, прежде чем моя воображаемая броня оказалась прожжена сразу в нескольких местах. Вновь замутило, но слабину я не дал и вновь закрылся от накатывавшего со всех сторон оранжевого шторма, только на сей раз ещё и взялся выдавливать из себя обжигающее сияние, как на занятиях с приютскими воспитанниками вычищал из духа обездвиживающие приказы. Приходилось скрипеть зубами от боли и терпеть в надежде, что ещё немного и станет легче, но легче не становилось.
И всё же я не сгорел и не запёкся изнутри. Даже сумел несколько раз приложиться ладонью по двери.
Как ни странно, Грай не только услышал эти жалкие шлепки, но и соизволил меня из душегубки выпустить.
— Молодец, быстро разобрался, — похвалил он, вновь затворяя дверь.
Я дышал и никак не мог отдышаться. На языке так и вертелись всякие крепкие словечки, но проявил благоразумие и от ругани воздержался, ещё немного полежал на холодном каменном полу и спросил:
— Что там?
— Один из якорей, который оттягивает на себя
