был вполне доволен. В часть раз в неделю специально приводят свежих молодых студенток. Можно сбросить пар с любой и со всеми сразу, и не волноваться о последствиях. Звонить и надоедать эти девушки не будут. Все-таки сервис госбезопасности.
«Люблю советский народ… особенно его женщин».
— Отец. Устрой меня на атомную подлодку. Хочу быть подводником.
Нет, вы не ослышались. Это не могло длиться вечно. Влияние общества и окружения спадало по мере того как я пресыщался. Секс с тысячной по счету женщиной уже не так манит и возбуждает как самый первый опыт. У меня же этих женщин было столько, что не могу сосчитать. Минимум одна в день, но чаще сразу три-четыре. Бывало, что привозили сразу целую группу в двадцать особей. Я был жаден и похотлив.
Но чем быстрее я пресыщался, тем скорее во мне брали вверх старые привычки и наклонности. В последние месяцы я жил на автомате, не в силах изменить свои устоявшиеся привычки и распорядок. Жил, ощущая, как вдаль уходит новизна и тяга к сладкому времяпровождению. Когда просыпается душа — это страшно…
— Ты уверен?
— Без сомнений.
Служба на подводной атомной лодке не запомнилась мне ничем экстраординарным. Все эти годы нас водили по безопасным маршрутам. Словно боялись навредить сыну одного большого человека. Мое окружение все так же было полно сотрудников госбезопасности. Вот уж кто не был рад моему выбору, но они старались — видит бог, старались.
В нашем отсеке работы было не много, знай себе сиди и гляди на монитор эхолокатора. Почти все гэбэшники были переведены сюда перед самым моим приездом. Соглядатаи.
«Но отцу спасибо».
Трое из сотрудников были молодыми и очень сексуальными женщинами, переодетые в мужскую одежду, постриженные под мальчиков, но все так же красивые. Поселили нас в отдельном кубрике. Где можно было удовлетворить все свои потребности, не смущая слух нервной и изголодавшейся по женскому вниманию мужской публики.
Вера, Надежда и Любовь. Отец не лишен юмора. Ценю его заботу. Партия никогда не забудет подвиг этих женщин, и уж я постарался вознаградить их по максимуму. Эти долгие месяцы службы прошли для меня, словно я был на изысканном любовном курорте. Я обожаю партию и советский союз.
Вернулся домой гордым подводником, в парадном мундире и с горкой памятных медалей на груди. Командир расстарался, хорошо еще, что героя союза не приписал, этот вполне мог, далеко пойдет паршивец.
— Горжусь тобой сын!
— Спасибо отец, — обнялись, выпили хорошего французского вина.
Отец по такому случаю вызвал девочек. Победительницы всесоюзного конкурса красоты. Места с первого по пятнадцатое. Все молодые, в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет. Отец показал класс, я так не умею. Есть чему поучиться. Девушки кричали страстно и возбуждающе жарко, такое актёрское искусство должно быть вознаграждено. Подарил кучку золотой бижутерии. Радовались так, что аж всего вылизали… приятно делать добро, честное слово.
— Чем дальше займешься?
— Хочу стать пилотом… вертолета. Всегда мечтал научиться летать.
— Завтра позвоню Кузнецову. Научат в лучшем виде.
— Спасибо, пап…
Не трудно стать асом пилотирования, если тебя учат восемь лучших пилотов союза. Уже через год летал на вертолете без нареканий. Потом заинтересовался самолетами. Здоровья у меня было много, все-таки лучшее в союзе питание дает о себе знать.
После полетов посещал местное женское педагогическое училище. Одарил своим вниманием всех симпатичных девушек с первого по третий курс, включая некоторых преподавателей. Сказка. Или это я так неотразим, или это партия настолько велика и могущественна…
Военным пилотом мне уже не стать, нет остро необходимого куража и иступленной тяги к опасным и быстрым полетам, а без настоящего и в чем-то безумного вдохновения не стать пилотом от бога. Так что, признаюсь честно — в авиации я был специалистом без огня в душе. Пилот из массы, шаблонный экземпляр.
Одно радует, летал на всем, что только могло летать. Все вертолеты. Все боевые самолеты. Истребители. Штурмовики. Бомбардировщики. Топливные заправщики. Самолеты радары. Грузовые извозчики. Десант, спортивные парашютисты, полярники, кого только не приходилось возить. В конце перешел на пассажирские самолеты. Переучиваться пришлось не долго. Большой разницы в управлении не увидел.
«Откуда эта тоска…»
Все чаще застывал на месте, не замечая, как стекленеют глаза. Опять не то… нужно взбодриться. Адреналин, вот что мне нужно. В летчики-испытатели меня долго не принимали. Боялись отца. Имел с ним долгий и трудный разговор. Меня пытались отговорить, но я уперся ногами.
— Сам знаешь, это твоя жизнь…
Саморазрушение, вот что это было. Все удовольствия жизни у моих ног. Все деньги. Все вещи. Все женщины союза готовы пойти навстречу. Но что-то бунтует внутри меня, не дает сполна насладиться этой жизнью.
— Да и жизнь ли это?
Все эти годы отданы безумию потребления. Одежда. Роскошь. Дома. Еда. Машины. Золото. Деликатесы. Изысканность. Женщины. Столько прекрасного есть в этом мире, но партия умудрилась испошлить буквально все…
«Надоело».
Секс уже не приносит того памятного удовольствия, каждый раз одно и то же, какую позу не исследуй, Камасутра уже не помогает. Тысячи женщин сливаются в памяти в безликий силуэт. Будто гигантский и безумный спрут, они испивают из сосуда моего тела саму сокровенную жажду искрящейся задором жизни, таинство моей сути.
Я пресытился. Страсть вокруг, и женское начало, всегда желанное, красивое и всегда доступное. Это исступление невозможно победить, его можно лишь изжить. Испив до дна. И я его испил…
— Сделать тебе приятно, — немой вопрос в глазах, и моя юная домработница входит в комнату в костюме Евы, соблазнительно покачивая упругими телесами.
— Не сегодня Марина. Возьми отпуск. Отдохни на курорте. Я заплачу…
Обида в глазах. Прости меня, если сможешь. Мы в ответе за тех, кого приручаем. Но мне пора двигаться дальше. Хватит безумно сношаться как кролики, словно какое-то там первобытное животное. Эти мысли возникают у меня все чаще. Скоро я изменюсь, стану прежним, стану другим. Свобода от желаний, свобода от последствий…
— Я люблю тебя Олег…
Сколько ей платят, что она так талантливо играет лицом? Можно ли любить такого как я? Разве что только за
