— Ты знаешь, кто ее пришил?
— Пока нет.
— Когда найдешь этого ублюдка, дай знать.
Короткая пауза.
— Мне Наталия очень нравилась, — вздохнул он. — Такая милая девушка. Вот ведь как все запуталось... Обещай: когда найдешь этого засранца, ты меня позовешь.
— Очень мило с твоей стороны, но дело ведет полиция.
Дмитрий посмотрел мне прямо в глаза. Я произнес запретное слово. Простое упоминание сил правопорядка приводило его в ярость.
— Слушай, Алекс, я легавых хорошо знаю. Там нет ни одного, кто мог бы отыскать собственную мать в доме для престарелых. Они и на компьютере-то еле-еле двумя пальцами тюкают, как в кино. А что уж говорить о том, чтобы найти преступника... Сущие импотенты! Доказательство: им ни разу не удалось меня зацапать. В странное время мы живем. Бред какой-то: нельзя доверять государственным службам!
Вроде бы все это его глубоко возмущало. Он воспринимал тот простой факт, что полиция ни разу не заинтересовалась им, как доказательство полной неэффективности всей системы юриспруденции. Я чуть было не начал объяснять ему, насколько нелепы его рассуждения, но воздержался.
При том что я испытывал к Дмитрию добрые чувства, его логические и интеллектуальные способности меня разочаровывали. Иногда мне казалось, что он все время находится под кайфом и его мозг полностью отключен от окружающей действительности.
Согласно его представлениям, риск закончить жизнь в тюрьме за торговлю наркотиками не превышал риска непредвиденного наводнения. Его существование протекало без малейших стрессов. Неприятности повседневной жизни отскакивали от него, не нарушая покоя.
Во всяком случае, ему не грозила смерть от инфаркта. Если, каким-то чудом, Дмитрию удалось бы перевалить за тридцатник, у него появились бы все шансы дожить до глубокой старости.
Не заметив моего замешательства, он продолжал на одном дыхании:
— Если хочешь зацапать того, кто пришил твою подружку, действуй самостоятельно. Я могу кое-кому позвонить. У меня есть друзья, которым нет равных, если надо кого-то найти. Им все равно — замочить какого-то мерзавца или переломать ноги тем, кто отказывается платить, для них главное — получить в конце концов свой процент.
Предложение звучало заманчиво. За несколько лет у Дмитрия сложился впечатляющий круг знакомств. Благодаря своему бизнесу он оказался в центре некоей аморфной вселенной, где вращались телеведущие, рок-звезды и политики, нуждавшиеся в кокаине и амфетаминах, чтобы не слететь с орбиты. Кроме того, не имея никаких предубеждений, он наладил и крепкие связи с видными представителями парижского воровского мира.
— Пока что я хочу посмотреть, как будут развиваться события, — ответил я. — Потом скажу, могут ли твои друзья помочь нам.
— Ладно, приятель, но будь осторожен. Судя по тому, что я слышал, ты у легавых под колпаком.
Последние слова Дмитрия пригвоздили меня к стулу. Откуда он мог это узнать? На секунду я отвел взгляд от золотых букв, качающихся на его груди, и попытался рассмотреть его глаза за дымчатыми стеклами очков-звезд.
— Твоя пресловутая сеть осведомителей?
— Именно. Один из моих клиентов в министерстве внутренних дел заходил сегодня после обеда за посылочкой. Мы немного поболтали.
— Тебе надо написать на визитке: «Официальный поставщик королей и министров». Теперь я лучше понимаю, почему тебя не трогают.
Лицо Дмитрия озарилось широкой улыбкой.
— Деньги всегда хороши, откуда бы они ни поступали. К тому же для ребят из министерств у меня действует особая скидка, чтобы они втянулись поглубже. Главное — они не решаются слишком много болтать. Но, как бы то ни было, этот парень довольно хорошо информирован. Он знает, что мы с тобой приятели. Он сказал мне, что ты — первый в списке кандидатов на то, чтобы провести ближайшие двадцать лет за решеткой. На данный момент у тебя в общем-то нет серьезных конкурентов. Кроме тебя, у них нет ни одного серьезного подозреваемого. Даже этот идиот Кемп вроде бы чист.
— Хотелось бы верить, — прошептал я. — Проблема в том, что у меня не так-то много возможностей в этом убедиться...
— Но ведь ты что-то задумал, да?
Благодаря нашим частым встречам Дмитрий хорошо узнал меня. План, только что созревший у меня в голове, был абсолютно безумным. Практически нереальным. Но именно невероятность его осуществления и раззадоривала моего дружка.
— Значит, ты что-то предпримешь? — спросил он.
Я кивнул. Я знал, что Дмитрий не может устоять перед хорошей дозой адреналина. Он отреагировал именно так, как я и рассчитывал.
— Круто... Наконец-то повеселимся!
Радостно улыбаясь, он порылся во внутреннем кармане своей шубы и вытащил сигару, толстую, как лодыжка китайской гимнастки. Он с довольным видом закурил и обнял Лолу за талию.
— Пойдем, отпразднуем эту хорошую новость у меня, а, красотка?
Ладонь Лолы хлестнула Дмитрия по щеке, и он увидел, как его звездные очки рассыпались на столе роскошным дождем сверкающих осколков.
17
Главная проблема с Кемпом состояла в его недоверчивости. Разговорить его я мог только на своей территории, а для этого требовалось завлечь его туда. Как правило, такого рода дела я поручал Лоле. Благодаря ее хитрости и обаянию все шло как по маслу.
Но в случае Кемпа крутые бедра и улыбка порочной девочки помочь не могли. Вся его жизнь проходила в окружении красивых полуголых женщин. В силу этого у него выработался иммунитет против красоты. Кроме того, сексуальная ориентация решительно отдаляла его от особ, носящих коротенькие юбочки и маечки.
Вот почему он так преуспевал в своем ремесле барышника. Его профессиональный выбор исключал любую форму чувств. Он относился к своим манекенщицам как к простым орудиям производства, как к финансовому капиталу, оснащенному некоторым количеством мышц, плоти и минимумом жира. Даже Наталия никогда не вызывала у него ни малейших эротических эмоций. Дать ему в лапы Лолу было все равно что подарить коробку шоколадных конфет диабетику.
Анализируя личность Томаса Кемпа, я пришел к выводу, что по-настоящему возбудить его могла лишь одна вещь: деньги. А как раз денег-то у меня и не было. Мои богатства ограничивались прямоугольниками раскрашенного холста, натянутыми на подрамники. Это лучше, чем ничего, при умелом использовании.
Но Кемп был не только параноиком, он был еще и злопамятным. Не успела Наталия представить нас друг другу, как он уже довел до моего сведения, насколько презирает таких, как я. Он проявлял ко мне интереса не больше, чем к таракану.
Если честно, недостатки, которые он видел во мне, не казались мне такими уж неисправимыми. Он упрекал меня в недостаточном честолюбии, в стремлении получать удовольствие от жизни и, как он выражался, в неустойчивости психики.
