словам Анны, её роль невозможно было описать одним словом. Что-то вроде наблюдателя, агента и няньки в одном флаконе. Вместе с уникальной ролью полагались совершенно иные функции: её душа не просто получила тело, а полноценное перерождение на Земле. Она родилась одновременно со мной, почти ничего не помня о своей прежней жизни, но уже чувствуя предназначение. Полночь говорила с ней, пока она росла, направляла, указывала. Хотя «говорила» здесь не вполне точное слово, скорее шла передача через ощущения и образы, как тогда, когда я выбирал нового слугу.
Анне была дарована сила, древнее колдовство, позволяющее проникать в сны других людей и питаться ими. Выпускать сны в реальность, манипулировать страхами. Это звучало именно настолько жутко, насколько было на самом деле, но, по её словам, на поедание кошмаров выстраивалась огромная очередь. Когда упоротые из притона проснутся — опять же, по её словам — они точно захотели бы её поблагодарить.
Анна была особенной девушкой, особенной слугой. В конце концов, её роль была важнее всех прочих. Найти и оберегать нового хозяина замка.
— Оберегать? — переспросил я. — Это теперь так называется? Всё то дерьмо, через которое я прошёл в детстве… Это всё была ты?
— Далеко не всё, — мягко возразила она. — Я тогда только училась. Но ведь взрыв газа никого не убил, правда?
— Взрыв не убил, — медленно сказал я. — А вот Санёк вместе с родными погиб в аварии. И дядя Коля. И ещё человек пять. Не говоря уже о…
Я запнулся, не справился с тем, чтобы выдавить: «не говоря уже о моих родителях». Если Анна имела к этому хоть малейшее отношение, мне всё равно, какие у неё были мотивы и промывка мозгов с детства. Этого бы я никогда ей не простил.
— Я никого не убивала, — просто сказала она. — Кроме Борова, но он и сам напросился, правда? Я не могу лгать вам, Вик, вы должны это чувствовать.
Я и в самом деле чувствовал, но этого было недостаточно.
— Тогда кто убил⁈ Злой рок? Сама Полночь?
— Если бы я знала ответ, то не могла бы сказать.
Мне понадобилось время чтобы остыть, пока Бенедикт молча вёз нас по вечернему городу. Надо было отдать должное этой невозможной машине — она ехала так гладко, словно на ней стояла самая современная подвеска. Ни малейших признаков тряски — и это мы выезжали из квартала, где почти отсутствовал асфальт. Кем бы он ни был и откуда бы ни взял свой транспорт — это вызывало уважение.
— Закрыли тему про смерти близких, — сухо сказал я. — Перейдём к более актуальным вопросам. Что в шкатулке?
— Не могу сказать. Но вы и сами узнаете, узнаете очень скоро.
— Это угроза?
— От меня? — она удивлённо моргнула. — Нет, что вы. Ответ вы найдёте в библиотеке.
Тема библиотеки была второй по счёту, которая меня достала хуже горькой редьки. Она и так стояла в моём списке задач почти на самом верху, но нет, надо напомнить ещё раз, что нерадивый хозяин Полуночи за три месяца так и не получил доступ к книгам. Впрочем, вывалить это всё на Анну не имело смысла — равно как и выдавливать из неё ответы вместе с кровавым кашлем. К несчастью, содержимое шкатулки было не единственным, что сейчас имело значение.
— Тебе о чём-нибудь говорит такой образ: худой тип, практически жердь, в жёлтых лохмотьях, разговаривает стихами?
Настал черёд Анны смотреть на меня расширенными от ужаса глазами.
— Где… Где вы его видели?
— По дороге к тебе, — буркнул я. — Можешь даже не отвечать, вопрос риторический. Не риторический звучит так: что мы будем делать теперь, когда за нами охотится Князь в Жёлтом?
Глава одиннадцатая
В некоторых фэнтезийных произведениях встречается троп, что магия — это форма науки, просто основанная на совершенно иных принципах. Также различаются «твёрдая» и «мягкая» магические системы, где для одной чётко разграничены правила работы, а вторая больше упирает на мистицизм — мол, пути волшебства неисповедимы.
Полночь на этой шкале скорее склонялась к «мягкости». Многие вещи так и не получили объяснений и неясно, получат ли. Поглощение и воплощение душ, перемещение между мирами, многочисленные магические существа, постоянные нарушения закона сохранения энергии, как в мелочах, так и по-крупному. Правил и ограничений тоже хватало, но в каком-то смысле это помогало свыкнуться с абсолютно чужим миром, влиться в него, пропустить через себя. Какие-то вещи даже мне удавалось открыть самому, вроде экспериментов со способностями и отслеживания Анны через связь с замком.
Колдовство Анны находилось на ступеньку ниже, дальше от моего понимания. Силы взаимодействия со снами тематически подходили Полуночи, но никто другой из слуг замка не владел ничем похожим. Способности моих помощниц в ином мире проистекали скорее от их природы, когда в случае Анны речь шла о полноценной магической школе. Проклятия на неудачу, на сведение с ума, на смерть. Хождение по снам, изучение чужих секретов. Подпитка через кошмары, воплощение ужасов из подсознания в реальности.
Причём воплощение такой силы, что от реальности не отличить. Так, например, Анна нашла Бенедикта в подсознании умирающего пациента психбольницы, извлекла его ради любопытства и поставила себе на службу. Тот оказался идеальным слугой: молчаливым, сильным и абсолютно лояльным. Водитель, телохранитель, киллер — в любой нужный момент, возникающий из ниоткуда и исчезающий без следа. Поддержание Бенедикта в реальном мире требовало немалых сил, но со временем способности Анны только росли, уступая лишь её амбициям.
Наконец, на самом дне, где царили ужас и неизвестность, лежала магия нашего врага.
Без доступа к библиотеке я мог делать лишь приблизительные выводы о возможностях Князя в Жёлтом. Даже его посланник оказался грозным противником, и без помощи Мордреда неизвестно, как бы закончилась та, самая первая стычка. Затем был Альхирет — он упоминал Князя как одного из равных себе. Далее, визит на бал, где Князь выступал почётным спонсором. Впрочем, к организации он тоже явно приложил руку, прислав своих чудовищных музыкантов и не-живых танцоров. А теперь я наткнулся на одну из расставленных ловушек и имел честь недолгое время наблюдать его лично.
— Не самого Князя, — поправила Анна. — Лишь его отдалённый образ.
— Дай угадаю, — буркнул я. — Настоящая его форма столь ужасна, что человеческий разум не в силах её осознать?
— Может быть. Никто не знает наверняка,
