class="p1">О трудностях жизни экранов Рори не знала. Только на своих, на медиаторских проблемах собаку съела. Чем больше людей, чем сильнее разрастается город и больше деятельность человека, тем менее нормальной становится их жизнь.
Каково живется в этом меняющемся мире экранам? Что им нужно для нормального существования? Нужно ли вообще что-либо? Или кто-либо? Как они ощущают медиаторов, если для самой Рори ощущать рядом Эдама — высшее блаженство?
В нетерпении прижала лоб к прохладному окну, стараясь дышать размеренно и не прыгать от нетерпения.
Ждать — самое сложное. А она даже приблизительно не знает, во сколько вернется ее страж.
Ей нужны краски. И холст. Если останется бездействовать в четырех стенах, свихнется. И по возвращении Эдам обнаружит не Рори, а кого-то агрессивного и опасного для себя и окружающих. Так и будет!
Она сходит в свой дом, соберет нужное, и вернется. Заодно и мысли в порядок приведет, прогулявшись.
Уже стемнело, но время детское. Девять вечера. В таком состоянии Рори точно не заснет. Ни через час, ни через три.
Особо уговаривать себя и не пришлось.
22
Свободный человек: захотела — встала, и пошла. Да и не обязана она ни перед кем отчитываться. Договор с Орденом уже, скорее всего, расторгнут. И она снова сама себе хозяйка.
Все произошло быстро. Не успела пройти и половины пути до дома. На пересечении Третьего и Четвертого районов, в переулке между старыми трехэтажными домами, к ней подошел мужчина и взял за руку.
Рори не заметила и не почувствовала его приближения. Он пустота, ничто.
Идеальная маскировка. Идеальный охотник.
Прочувствовала и поняла, кто рядом с ней, лишь после соприкосновения кожи к коже.
— Умрет муравей, если его выбросить из окна вон того этажа? — прошептал мужчина, наклонившись. Кивнул в сторону крыши дома, задев щеку Рори подбородком. — А белочка? Умрет?
Голос слишком высокий для мужского, слишком сиплый для женского... Безликий.
— Отпусти, — прозаикалась Рори. Голос подвел, отказавшись повиноваться.
Надо кричать. Надо бежать. Сейчас же!
Рори попыталась вырвать руку, оттолкнуть убийцу, но держали крепко. Пара шагов в задаваемом направлении, колени дрожат и все тело словно ватное.
Из-под ног метнулся кот и с гундосым воем-мявом скрылся в кустах. Откуда-то со стороны окон нижнего этажа послышался старушечий голос:
— Эй, это вам не бордель тут, нечего обжиматься где попало! Другое место ищите!..
— По-мо... — чужая ладонь зажала непослушные губы, оборвав невнятный лепет.
Что-то еще про молодое поколение доносилось вслед, но слов уже не разобрать. В темноте — удивительно, что старушка вообще их заметила.
Спуск в подвал оказался резким и глубоким. Железная дверь за их спинами ударилась о косяк.
Темно. Ледяной холод снаружи и внутри.
Узкая полоса уличного света через неплотно закрытую, покосившуюся дверь.
Оцепенение и оглушенность начали медленно отпускать свои щупальца, и Рори смогла сделать полноценный вдох.
Еще один экран на ее пути. Другой... настолько иное влияние... Рори хватало лишь на то, чтобы медленно восстанавливать дыхание, отслеживая каждый свой вдох и выдох.
Ее, словно куклу, поставили к стене. Лицом к лицу с убийцей.
Ее разглядывали. С интересом, пристально. Не стесняясь, как ребенок что-то новое и неизведанное.
Знать в подробностях, что этот человек сделал со своими жертвами, и видеть его перед собой. Рядом, вплотную. Так близко, что различаешь медленное расширение зрачка в обрамлении светлой радужки.
Черная точка, затягивающая воронка.
Знать, на что он способен, что он может сделать с ней уже в следующую секунду.
Перед глазами столь явственно встала картина ее тела, пустой оболочки, с проеденным кислотой горлом и лицом... В подвале. Холоде и темноте. Одна.
Это страшно, до ступора, паралича, когда не можешь пошевелить и пальцем, дышишь с трудом. Влияние экрана ослабло, но Рори и сама отлично вводила себя в ступор. Или истерику.
Что предпочесть?
— Она сказала привести тебя. Хочет увидеть еще раз. Мой подарок будешь. — Он улыбнулся. — Помнишь ее? Сможешь извиниться, искупить свою вину перед ней.
Рори вжалась в стену за спиной.
Ничто не исчезает, просто меняет обличия. Ничто из того, что происходит с детьми и вокруг них, не остается без последствий. Оставляет след так или иначе.
Дети принимают все. И плохое, и хорошее.
И меняются.
Преступление, совершенное в Амиране, изменило всех причастных. Их жизни, судьбы, их суть. Изменило — искалечило. Монастырь стал фабрикой по производству неуравновешенных, несчастных больных и одновременно сверхсильных одаренных.
Истончившаяся. Словно марля, вся в дырочку, прозрачная — так ощущала себя в эту минуту Рориэн.
— Отпусти.
— Не проси, — просипел-прорычал ей на ухо.
Дрожь по позвоночнику, и холодный пот на спине.
— Плохо поддаешься. Другой экран?
Вроде перед тобой обычный человек, как все. По виду. А инстинкты вопят, невыносимо находиться в одном помещении. Если бы даже отключить мозг, ноги бы сами вынесли Рори подальше отсюда. Дайте только оклематься...
Экранов Рори ощущала, лишь взаимодействуя с ними. Невелик ее опыт — Мелвин да Эдам.
Сейчас этот невысокий, даже хрупкий с виду мужчина пытался это делать. Успешно с налета. Медленнее и тяжелее после. Он продавливал, стремясь подчинить волю своей добычи. Уже — почти его.
Бешеная энергетика, неадекватная, нечеловеческая.
Не то, что не знаешь, чего от такого ожидать... Напротив, знание ледяной иглой пронзает разум — ждать нужно всего. Всего, чего больше всего боишься.
23
От всего сердца говорю я всем вам,
Всегда речь идет о жизни и смерти.
Все проходит, и мгновение не остановится.
Дзен-буддийская поговорка
Настоятельницу переселили в психлечебницу имени Аэртеллы Милосердной примерно с год назад. Переводы из одного учреждения в другое происходили регулярно, каждые два-три года. Таким образом, она побывала уже во всех уголках Империи, во всех ее тюрьмах и спецбольницах, частных и имперских, строгого режима и уютно-изолированных.
Своего рода — туризм. Даже будучи свободной, столько не путешествовала!
Восемнадцать лет такой недожизни, — срок порядочный.
Ирида изменилась. Повзрослела. Научилась терпению и сдержанности. Отточила навыки... да, лидера. Несмотря ни на что, она осталась лидером! Не потеряла себя.
Везде находила общий язык. Заводила друзей. Последователей. Поклонников.
Но в столице — Эдембурге, конечно же, понравилось больше всего.
Во влиятельных родственниках есть свои плюсы. Помнится, лет с десять назад проклинала брата, уверенная, что лучше бы уж и вовсе не иметь близких, чем такое вот... ничтожество.
Сейчас так не считает. Есть в родственниках плюсы, есть... Даже в таких, как ее
