слова Доминика. Так как я не наполнила свой организм кофе, у меня нет настроения шутить раньше времени, поэтому я просто прекращаю.
Доминик, как придурок, ухмыляется, сообщая о своей победе, когда мы садимся друг напротив друга за обеденный стол.
Вокруг нас витают ароматные запахи. С завтраком он постарался на славу сегодня. Джем, мармит (прим. — питательная паста для бутербродов), яйца и даже бекон. Все выглядит аппетитно, но не больше, чем полуголый мужчина, смакующий яичницу. Локоны его всклокоченных темно-каштановых волос падают на лоб. Сегодня он выглядит довольно ручным, если не считать усталости.
Он похож… на самого себя.
Меня охватывает головокружение. Я думала, что нахожусь выше всех подростковых эмоций, но оказалось, что рядом с Домиником мои гормоны ведут себя чертовски громко и требовательно.
Я делаю глоток из своей кружки, чтобы не наброситься на него. Горький черный кофе — самый райский вкус на свете. Я закрываю глаза и тихонько стону.
— Что мне сделать, чтобы стать этим кофе?
Мои глаза распахиваются, и я чуть не выплевываю полный рот кофе.
Доминик с довольным видом наблюдает за мной, доедая яичницу.
Что ж, можно играть вдвоем. Я изображаю насмешливый тон:
— Могущественный Доминик опустится до уровня простого кофе?
— Эй, если ты зависишь от меня и можешь начать свой день только после меня, то я не против.
Мои пальцы крепче сжимают кружку с кофе. Он выглядит невозмутимым, даже расслабленным, но я не уверена, имеет ли он это в виду или просто издевается надо мной, как обычно.
Я не хочу возлагать большие надежды на то, что он их разрушит, поэтому я уклоняюсь.
— Тебе стоит попробовать кофе, он такой вкусный.
— Вы, французы, так помешаны на кофе, что это просто смешно.
— А вы, англичане, так одержимы чаем, что это более чем нелепо, — отвечаю я.
— Вы выпиваете шестьдесят целых и две десятых миллиарда чашек в год. Это безумие.
Он пожимает плечами, как будто это не имеет значения.
— Я не любитель чая.
— Я заметила. Ты аномалия.
Он снова пожимает плечами. Только на этот раз ему определенно все равно.
Я делаю себе сэндвич. Обычно я не ем много по утрам, но Доминик меня балует, и британский мармит мне нравится.
— Что ты вообще здесь делаешь? — спрашиваю я. — Разве ты не должен работать?
— Я взял выходной.
Это редкость. Я ухмыляюсь, набивая рот сэндвичем. Я уже на половину закончила.
— Это совпадение. У меня тоже сегодня выходной.
— Это не совпадение, Кам.
Ох.
Мои щеки пылают, а в груди начинает расти воздушный шар. Доминик — трудоголик, рабски работающий в своей лаборатории даже в выходные, взял выходной ради меня.
— По какому поводу? — я обгрызаю свой сэндвич, не обращая на него особого внимания.
— Я покажу тебе Лондон. Подумал, что с тех пор, как ты приехала сюда, у тебя не было достойной экскурсии. Раз уж я такой хороший спортсмен, то вызвался быть твоим гидом.
Мое сердце подпрыгивает от волнения, но мне удается скопировать его веселый тон.
— Ты не просто хороший спортсмен, ты просто ангел.
— Да?
— Да. У тебя даже самый яркий нимб во всей Англии. Можешь поверить, я не видела его с тех пор, как была во Франции.
— Я рад, что показал тебе дорогу. Кто знает, что бы случилось, если бы ты не нашла меня?
Я потягиваю кофе, дразнящее настроение улетучивается. Да, кто знает, что бы случилось? Провела бы здесь несколько недель, удовлетворила свою ботаническую англофильскую сторону, а потом вернулась бы во Францию. К этому моменту я бы уже покаялась перед родителями и пила бы свой кофе на вершине холма, уткнувшись носом в книгу.
Сейчас все это кажется невозможным.
Я так запуталась в паутине Доминика, что выбраться будет невозможно.
Он стучит по столу перед моей кружкой.
— Где теперь твои мысли?
— Не очень приятное место, — признаю я.
Я жду, что он надавит и заставит признаться во всех этих спутанных чувствах и мыслях — даже не уверена, что сама их понимаю, — но он молчит. Возможно, тоже не хочет этого слышать. Возможно, ему слишком комфортно в той непринужденной обстановке, в которой мы живем.
Раньше я тоже думала, что мне комфортно.
Теперь уже нет.
Я хочу от него большего и не представляю, как этого добиться.
Выражение лица Доминика невозможно прочесть, когда он указывает на мой недоеденный сэндвич.
— Ты закончила?
— Да. — Я бросаю сэндвич, потеряв всякий аппетит. — Почему?
Он отталкивается от стула и двумя длинными шагами добирается до меня. Одна его рука обхватывает меня за спину, а другая просовывается под ноги. Он поднимает меня на руки с бесконечной легкостью. Я вскрикиваю и задыхаюсь, когда его жадный рот находит мой. Его язык проникает внутрь, и я стону.
Я обхватываю его шею. Мои пальцы впиваются в его волосы, когда я отвечаю на его страсть своей ненасытностью.
Когда Доминик отстраняется, я задыхаюсь. Я так рада, что он держит меня. Мои ноги не выдержали бы.
— Вот почему. — Его темные, сверкающие глаза рассекают мою душу и выставляют ее на всеобщее обозрение с большой надписью: «Под чарами Доминика».
Мне уже все равно.
Он покусывает мочку моего уха, посылая искры удовольствия между моих бедер. Его легкая встрепанность обостряет мое внимание к нему.
В последний раз он сжимает мою щеку и встречается со мной взглядом.
— Я заслуживаю этого за то, что каждый день готовлю тебе завтрак.
— Уверена, мы сможем придумать что-то еще. — Я задыхаюсь, глядя на его губы. — Ведь ты такой великолепный шеф-повар.
Его рот нависает над моим, и прохладное дыхание щекочет мои губы. Он в доли секунды отстраняется от поцелуя, но продолжает чертовски дразнить.
— Чем бы ты меня наградила?
— Все, что захочешь, — пролепетала я, глядя на его губы.
Он наклоняется еще ближе, и я вдыхаю только его кружащий голову аромат, но он все еще не целует меня, черт возьми.
— Что угодно?
Моя голова качается вверх-вниз. Видимо, я больше не в состоянии произносить слова.
Он хмыкает, собираясь что-то сказать, но я прерываю его.
— Oh, la ferme, Dom (с фр. Ох, заткнись, Дом). — Я прижимаюсь губами к его губам. Вскоре мое желание встречается с неконтролируемым желанием Доминика.
Его язык проникает внутрь, и дыхание вырывается из моих легких. У меня поджимаются пальцы на ногах, и меня пронзают волны желания.
Страшно представить, как сильно оживает мое тело в его объятиях. Если я уйду, то не думаю, что смогу пережить эту ломку.
Все еще целуя меня до потери сознания, Доминик несколькими