class="p1">– Что тебя связывает с этой девчонкой? Когда вы познакомились? Когда вы договорились встретиться здесь? Зачем? О чем вы говорили? – Вопросы сыпались один за другим. – Куда вы ездили?
– Мы… – Алексей прочистил горло, – мы искали по Ялте других сутенеров и спекулянтов иностранными сигаретами.
Тот, что стоял сбоку, ударил его ребром ладони по шее. В глазах у Звонарева потемнело, острая боль пронзила позвоночник и отдалась в голове. Он покачнулся, но на этот раз не упал. Налетчики зашли за спину Алексею, подняли его связанные руки и с оттяжкой ударили его по почкам чем-то тяжелым и одновременно мягким – наверное, мешочками с песком. Звонарев не удержался, застонал.
– Что, не нравится? – осведомился «ласковый». – А нам ты не нравишься.
Мешочки снова взлетели в воздух и тяжко шмякнулись о спину Алексея. Он тихо выл сквозь стиснутые зубы. После третьего сдвоенного удара истязатели схватили Звонарева за плечи и рывком поставили на ноги. Тот, что изучал в сторонке содержимое его бумажника, документы и записную книжку, спрятал записную книжку в карман, остальное же бросил на снег. Потом он выключил фонарик и подошел к ним.
– Ну что, дозрел? – спросил он у Алексея. – Будешь отвечать? Давай тогда по порядку. Вопрос первый: что сказал тебе полковник Трубачев? Только подробно и без утайки.
Звонарев тяжело, с присвистом дышал.
– Записывайте, – слабым голосом сказал он.
– Вот это другое дело. – Третий налетчик достал из кармана маленький диктофон, в ладонь величиной, – тогда такие были еще в диковинку. – Давай.
Алексей перевел дух и медленно начал:
– Полковник Трубачев сказал: «Быть или не быть – таков вопрос…» – Он прочистил горло и продолжил: – «Что благородней духом – покоряться пращам и стрелам яростной судьбы иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством? Умереть, уснуть – и только; и сказать, что сном кончаешь тоску и тысячу природных мук, наследье плоти, – как такой развязки не жаждать? Умереть, уснуть. – Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность; какие сны приснятся в смертном сне, когда мы сбросим этот бренный шум, – вот что сбивает нас; вот где причина того, что бедствия так долговечны…»
– Да он издевается, сука! – воскликнул слушавший некоторое время Алексея с открытым ртом налетчик с диктофоном.
Он выключил свою машинку, аккуратно спрятал ее и, уже отвернувшись от Звонарева, вдруг подпрыгнул и по-каратистски ударил его ногой в пах. У него все оборвалось внизу живота. Тошнотворная боль мгновенно разлилась по всему телу. Он раскачивался, как маятник, скорчившись в три погибели.
– Кровью будете харкать, гады… если со мной что-нибудь случится, – простонал Алексей.
Его еще раз ударили в живот. Он упал и потерял сознание.
Звонарев не знал, сколько прошло времени, прежде чем он очнулся. Он лежал лицом в снегу. Руки его были уже свободны. Он попытался приподняться, и его тут же вырвало. Отдышавшись, выплюнув снег, он огляделся по сторонам. Никого рядом не было.
– Суки… суки, – тоненьким голосом сказал он и заплакал, как маленький. Ему полегчало. Дрожащими руками он поискал в карманах сигареты и зажигалку. Ничего не было. Алексей вспомнил, что налетчики, обыскивая его, бросали в снег все, что их не интересовало. Он пошарил руками вокруг себя, наткнулся на зажигалку, потом на сигареты. Зажигалка была забита снегом, поэтому он долго обтирал ее полой куртки, прежде чем сумел зажечь. Он закурил и жадно затянулся. Ушли ли его обидчики совсем или опять вернутся? Как ему теперь добраться до писательского дома? Каждая клеточка его тела ныла при одной мысли о том, что нужно подниматься и идти. А бумажник и документы? Ведь их еще надо найти. Целы ли деньги? Он пополз на коленях к тому месту, где предположительно стоял человек с фонариком. Но в этом месте было чисто, никаких следов… При скудном, трепещущем свете зажигалки он обследовал на четвереньках следы, оставленные на снегу нечистой троицей. Наконец он наткнулся на паспорт, потом на раскрытый бумажник, студенческий билет, скомканную карточку проживания в доме отдыха писателей. Деньги, насколько он мог судить, были на месте. «Записную книжку унес, урод… Будет теперь искать адреса, пароли, клички, явки… Идиот! Как теперь восстанавливать телефоны?»
Шатаясь, Звонарев поднялся. Он напоминал себе качающуюся боксерскую грушу, по которой без отдыха молотили полчаса. «Как просто быть героем, когда тебя не бьют по яйцам!» – без всякой иронии думал он, карабкаясь в снегу по склону. Выбравшись на дорожку, он, тихо постанывая, отряхнулся и побрел к писательскому дому.
В холле, слава богу, никого, кроме дежурной, не было. Он взял свой ключ, доплелся до номера. Здесь его ожидал новый сюрприз: все было перевернуто вверх дном. Он равнодушно осмотрел следы обыска, запер дверь, снял куртку, кинул ее туда же, где лежало выпотрошенное из его сумки белье, и прямо в одежде и сапогах рухнул на кровать. Сквозь тяжко навалившийся сон он слышал, как в дверь стучал и звал его Лупанарэ, и даже произнес что-то вроде: «Я спю-у…», – а потом провалился в черную яму.
* * *
Пробуждение его было ужасным. Едва он попытался двинуться, как мышцы живота пронзила острая боль. Голова разламывалась, как будто накануне Звонарев выпил по меньшей мере литр плохой водки, смешав ее с пивом. Он лежал на спине, а когда попытался перевернуться на бок, немилосердно заныли отбитые почки. «Что эти гады сделали со мной? И по какому праву? Разве можно вот так, ни за что ни про что уродовать людей? Что делать? Искать защиты в милиции?» Он с унынием вспомнил про вчерашнюю шутку со спекулянтами и сутенерами. Нет, не найдет он защиты в милиции. Какая это была пьяная глупость – бежать из Москвы! В Москве хоть Черепанов есть (в глубине души Алексей почему-то верил, что он не связан с Немировским), а здесь кто?
С тоской Звонарев обвел взглядом разор в своей комнате. Подташнивало от одной мысли, что надо все это убирать. Казалось, дотронешься до вещей, оскверненных прикосновениями шпиков, – и измажешься.
Вставать мучительно не хотелось, однако и сосало в желудке от голода. Вчера он не обедал и не ужинал, только в Симеизе на автостанции они с Наташей спешно поели чебуреков. При мысли о Наташе ему как-то стало легче. Но ненадолго. «А что, если и Наташу встретили подобным образом?» – со страхом подумал он. Ведь он проводил ее только до ворот санатория, где у КПП стоял солдат. В полдень они договорились встретиться там же, у ворот, но как еще далеко до двенадцати (было около восьми утра)!
Мыча от боли, Алексей поднялся на ноги. Подойдя к умывальнику, он
