Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Они осторожно положили матроса на решетчатом настиле, вклетках которого хлюпала невычерпанная вода, подсунули ему под голову бочоночеки сели на весла.
Гребли они помаленьку, не спеша, с таким расчетом, чтобыдобраться до берега, когда уже совсем стемнеет. Чем темнее, тем лучше. Онидаже, прежде чем пристать, покрутились немного между знакомых скал. К счастью,на берегу никого не было.
Стояла теплая, глубокая тьма, полная сверчков и звезд.
Дедушка и внучек вытащили шаланду на берег. Таинственнозашуршала галька.
Дедушка остался охранять больного, а Гаврик сбегалпосмотреть, нет ли кого поблизости.
Он скоро вернулся неслышными шагами. По этим шагам дедушкапонял, что все в порядке. Они с большим трудом, но осторожно вытащили матросаиз шаланды и поставили его на ноги, поддерживая с обеих сторон. Матрос обнялГаврика за шею и прижал к своему, уже обсохшему, необыкновенно горячему телу.Он грузно навалился на мальчика, едва ли что-нибудь соображая.
Гаврик расставил ноги покрепче и прошептал:
– Идти можете?
Матрос ничего не ответил, но сделал, шатаясь, несколькошагов, как лунатик.
– Потихонечку, потихонечку, – приговаривал дед, поддерживаяматроса за спину.
– Тут недалеко, дядя… два шага…
Они наконец поднялись на горку. Их никто не видел. А если быдаже и увидел, то вряд ли обратил бы внимание на белую шатающуюся фигуру,ведомую стариком и мальчиком. Картина известная. Пьяного рыбака ведутродственники до дому. А что рыбак при этом не ругается и не орет песен, так этопросто потому, что уж чересчур много хватил монопольки.
Едва матроса ввели в пахучую, жаркую тьму хибарки, как онтотчас рухнул на дощатую койку.
Дедушка заложил окошко куском ящичной фанеры и плотнопритворил дверь. Лишь после этого он зажег маленькую керосиновую лампочку безстекла, прикрутив фитиль насколько возможно короче.
Лампочка стояла в углу, на полке, покрытой старой газетой.
Там же были солдатский хлеб, завернутый в сырую тряпочку,чтоб не высох, кружка, сделанная из консервной банки, жестяная мисочка ссолдатской кашей, две деревянные ложки, немного крупной соли в большой синейраковине мидии – словом, все это нищее, но необыкновенно аккуратное хозяйство.
Старая, до черноты закопченная икона св. Николая-чудотворца– покровителя рыбаков, прибитая в углу над полкой, смотрела продолговатымкофейным пятном древнего лика и жуткими глазами киевского письма.
Сейчас по этому вековому лицу снизу вверх струились легкаякопоть и свет лампочки. Лицо, казалось, живет, дышит…
Давно уже дедушка не верил ни в бога, ни в черта. От них онне видел в жизни своей ни добра, ни зла. А в Николая-чудотворца верил.
Да и как же не верить в святого, помогающего человеку в еготяжком и опасном ремесле? Ведь ничего не было в жизни дедушки важнее рыбацкогоремесла.
Но, по правде сказать, последнее время чудотворец сталчто-то сдавать. Когда дедушка был помоложе, имел хорошую снасть, парус, силы,чудотворец – ничего, помогал. Был от чудотворца в хозяйстве кое-какой толк. Ночем старее становился дед, тем меньше было толку и от святого.
Конечно, если паруса нет в рыбацком хозяйстве, если силы устарика с каждым днем убывают, если денег не хватает на мясо для наживки, тобудь ты хоть самый распрочудотворец – рыба пойдет мелкая, никудышная… И нечегоот человека требовать.
Видно, и чудотворцу нелегко идти против старости и бедности.
Все же старику становилось подчас горько и обидно смотретьна строгого, но бесполезного святого. Правда, есть-пить он не просит, висит вуглу смирно. Ну, да уж пусть висит: авось когда-нибудь и поможет. Со временем устарика вошло в привычку снисходительное, даже как бы несколько насмешливоеотношение к чудотворцу.
Возвращаясь после лова в хибарку – а лов теперь по большейчасти был из рук вон плох, – дедушка ворчал, искоса поглядывая на смущенногочудотворца:
– Ну что, старый хрен, опять мы с тобой сели? Такую мелочьпривезли, что на привоз совестно нести. Не бычки, а воши.
И он добродушно прибавлял, для того чтобы не окончательноунижать угодника:
– Да что! Разве ж настоящий крупный бычок на креветкупойдет? Настоящему сытому бычку на креветку плевать. Ему надо мясо, настоящему,сытому бычку. А где мы его возьмем с тобой, мясо-то? Его чудом не купишь? Вотто-то!
Однако сейчас старику было не до угодника. Его сильнобеспокоил матрос. И не столько его жар и беспамятство, сколько предчувствиесмертельной опасности, угрожающей ему неведомо откуда.
Разумеется, дедушка кое-что соображал, кое о чемдогадывался. Но все же, чтобы помочь человеку, надо бы знать побольше.
А матрос, как на грех, лежал в забытьи, разметавшись в жарупо лоскутному одеялу, и смотрел перед собой открытыми, но ничего не видящимиглазами.
Одна его рука свесилась с койки, а другая лежала на груди.На ней дедушка рассмотрел голубой якорек.
По временам матрос пытался вскочить; мыча и обливаясьгорячим потом, он грыз в беспамятстве руку, как бы стараясь выгрызть якорь,точно, не будь этого якоря, ему сразу бы полегчало.
Дедушка силой укладывал его обратно, обтирая ему лоб иприговаривая:
– Ну, ляжь… Ляжь, я тебе говорю… И спи, не бойся… Спи!
Гаврик на огороде кипятил в казанке воду – напоить больногочаем. То есть не чаем, а, вернее сказать, той душистой травкой, которую дедушкасобирал в мае на окрестных холмах, сушил и употреблял вместо чая.
Глава 16
«Башенное, огонь!»
Ночь прошла очень тревожно.
Матрос рвал на груди рубаху. Ему было душно.
Дедушка потушил коптилку и отворил дверь, чтобы впуститьсвежего воздуха.
Матрос увидел звездное небо и не понял, что это такое.Ночной ветерок влетел в хибарку и освежил его голову.
Гаврик лег на бурьян возле двери, прислушиваясь к каждомушороху. До утра мальчик не сомкнул глаз. Отлежал локоть. Дедушка устроился наземляном полу хибарки и тоже не спал, слушая сверчков, волну и стоны больного,который иногда вдруг взволнованно вскакивал, крича слабым, прозрачным голосом:
– Башенное, огонь! Кошуба! Бей, башенное!..
И всякую другую чепуху.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
