нахмурилась, всем видом давая понять, что настроена на серьёзный конструктивный диалог, а не на обмен скабрёзными шуточками.
– На этот счет не беспокойся. Я отредактирую недостаточно брутальные фразы, – Тернер продолжал забавляться, а Кэйт раздражалась всё сильнее.
– В таком случае почему бы тебе самому не написать биографию человека, которого ты знаешь гораздо дольше, чем я?
– Потому что ты справишься с этим лучше, – уверенно заявил Клэйтон.
– А если нет? – усомнилась Кэйт. Причин для колебаний у нее накопилось более чем достаточно.
– Давай не будем гадать, а займемся делом, – бескомпромиссно отрезал Тернер.
Кэтрин отбросила лишние мысли и постаралась настроиться на рабочий лад. Включить въедливого аналитика не составило большого труда. Быстрота мышления и незаурядный склад ума не раз помогали Кэйт справляться с усердно подбрасываемыми Горгоной хитроумными задачками. Она решила воспользоваться наработанными методиками и не прогадала. Процесс сдвинулся с мертвой точки.
Кэйт выстроила сначала в голове, а потом на бумаге предварительный план черновой версии, попутно обсуждая уместность каждого пункта с вальяжно развалившимся в кресле Тернером. Он пил кофе, курил, внимательно слушал и соглашался со всеми ее предложениями.
В окно барабанил дождь, в воздухе клубился сигаретный дым, но едкий запах ее не смущал, она его попросту не замечала. Охваченная энтузиазмом Кэйт перенесла одобренный план в открытый файл на компьютере, коротко поясняя, какие данные потребуются от Клэйтона. Он согласно кивал, отвечал скупо и односложно, не демонстрируя особой вовлеченности. Кэтрин внутренне раздражалась, но держала эмоции при себе, объясняя его показную незаинтересованность спецификой характера.
– Итак, начнем с семьи, – закончив с планом, Кэйт вернулась к первому пункту и, взглянув на скучающую физиономию Тернера, включила диктофон. – Роберт родился в этих местах?
– Да, но территориальную привязку желательно исключить, – Тернер снова затянулся и, прищурившись от едкого дыма, отъехал вместе с креслом к окну, и распахнул его настежь, впуская в кабинет шёпот дождя и густой запах мокрой травы. – Пусть немного проветрится, – пояснил он свои действия. – Скажешь, если станет холодно, я закрою.
– Не волнуйся, не замёрзну, – Кэйт равнодушно повела плечами и просунула руки в рукава его пиджака, который так не вернула хозяину. – Но, если не сложно, кури, пожалуйста, в окно, – попросила она.
– Без проблем. Могла бы сразу сказать, – Тернер развернулся так, что теперь ей были видны только его обтянутые черной рубашкой плечи и темноволосый затылок.
Воздух в кабинете стал влажным и душным, но вдыхать его было гораздо приятнее, чем едкий никотиновый туман. Сделав несколько глотков чистого кислорода, Кэйт вернулась к тому, на чем они остановились.
– Его отец…
– Происходил из знатного рода и вместе с огромными капиталами семьи унаследовал многочисленные долги, – подхватил Тернер. – Но я вроде бы уже вскользь об этом упоминал.
– Да, но я не против послушать еще раз. Продолжай…
– Благодаря блестящему образованию, связям и деловой хватке к сорока годам достиг неплохих успехов. Маркус Миллер, назовем его так, пользовался большим влиянием и уважением в высших кругах и не жалел средств на благотворительность, чем заслужил расположение так же и низших слоев общества. Вкупе эти факторы положили основу для реализации его политических амбиций.
– То есть отец Роберта был успешным бизнесменом, политиком и меценатом, – подытожила Кэйт и, на секунду задумавшись, решила прояснить один смущающий момент. – Долорес рассказала, что отношения отца и сына не ладились.
– Да, это так, – Тернер щелкнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. – Маркус Миллер заслужил репутацию ревностного католика, потому что большая часть благотворительных денег уходила на содержание церквей. Он много молился, к месту и нет цитировал библию, исправно посещал службы, регулярно ходил на исповедь, соблюдал все посты, делал пожертвования на строительства храмов и совершал прочие богоугодные дела. Но был за ним один грех, перечеркивавший все его благие дела и добродетели.
– Какой? – заинтригованно спросила Кэйт.
– Своего сына Маркус Миллер не любил.
– Это Роберт так считал? – скептически уточнила она.
– Да, и у него для того имелись веские основания, – утвердительно ответил Тернер. – Маркус использовал весьма жесткие, если не сказать садистские методы воспитания. За малейшую провинность он избивал Роберта армейским ремнем.
– Ремнем…. – задумчиво повторила Кэтрин.
– Да, Кэти, – Клэйтон оглянулся через плечо. Между лопаток девушки заструился неприятный холодок. Она поежилась и отвела взгляд, уставившись в монитор. – Как понимаешь, в дальнейшем отцовский ремень сыграл не последнюю роль в творчестве Роберта.
Кэйт промолчала. Ей было жутко озвучивать крутящиеся в голове мысли. И тогда Клэйтон сделал это сам:
– Жан и Джек, кочующие из книги в книгу, использовали ремень, как орудие убийства своих многочисленных жертв. Очевидная параллель, не находишь?
– Полагаю, что таким образом проявлялись психологические травмы Роберта, полученные в детстве.
– Логичное объяснение, – сухо похвалил Тернер. Отвернувшись, он выпустил струйку дыма в открытое окно.
– Лори сообщила, что мать Роберта утонула, когда он был еще младенцем. Это так?
– Со слов Роберта – да.
– У него были версии на этот счет? Он подозревал, что отец мог довести ее побоями до суицида?
– Роб не любил говорить о матери. Но тот факт, что ее нет ни на одном семейном снимке, указывает на то, что жену Маркус любил не больше, чем сына. Но если тебе интересно мое мнение, то я не исключаю вероятность послеродовой депрессии.
– А я смогу посмотреть семейный альбом? – оживилась Кэйт.
– Позже, – пообещал Тернер. – Думаю, это должно помочь оживить его образ в твоем воображении.
– Уверена, что поможет, – Кэтрин возбужденно кивнула. Она уже от нетерпения потирала руки. – Позже – это когда?
– Завтра, – обозначил сроки Клэй. – Мне нужно время, чтобы подготовить необходимые материалы.
«А чем вы занимались последние пять лет?» – так и подмывало ее спросить, но она предусмотрительно прикусила язык.
– Что ты знаешь о школьных годах Роберта? Он хорошо учился? Как складывались взаимоотношения с учителями и сверстниками? – Кэтрин усмирила разгулявшееся любопытство и перешла к следующему важному разделу жизни Миллера.
– Проблем с учебой у него не было. Роб характеризовал себя как тихого, усердного, исполнительного и прилежного ученика. Преподаватели редко жаловались на его поведение. Возможно, из страха перед Маркусом Миллером, который на тот момент уже состоял в совете города и занимался распределением бюджета, включая финансирование конкретного учебного заведения.
– Тогда за какие провинности Роберт подвергался регулярным наказаниям? – небезосновательно озадачилась Кэйт.
– Роберту не давалось библейское учение. Он плохо запоминал псалмы и молитвы, нарушал посты и был недостаточно честен на исповеди. – ответ Тернера поднял в ней волну негодования.
Религиозные фанатики всегда вызывали в Кэйт стойкое отвращение. Страшно представить, сколько судеб искалечено этими псевдоблагочестивыми людьми. Маленького Роберта отчаянно хотелось пожалеть, а его отца отправить на принудительное лечение в психушку.
– В школе у Роберта были друзья? – задав вопрос, Кэтрин непроизвольно задержала дыхание.
– Нет, – Клэйтон отрицательно покачал головой.
– А за пределами школы?
– Нет. Роберт рассказывал, что в детстве был очень замкнутым и одиноким. Его больше интересовали книги, чем общение со сверстниками.
– Над ним издевались?
– Нет, его сторонились.
– Почему? – по плечам Кэтрин поползли мурашки.
Схожие параллели с детством Жана из «Инстинкта» вырисовывались сами собой. Тернер все-таки не шутил, как и ранее Долорес.
«В его книгах очень много личного, Кэти. Иначе они не произвели бы на читателей столь мощный эффект. Тебе нужно
